Николай Гейнце - Власть женщины
Он стал выигрывать огромные суммы.
Рассказывали, что князь, по обыкновению, как бы по привычке, а не для игры, приходил в казино, ставил два золотых и, не смотря на результат, прекращал игру. Так было и в день начала его колоссального выигрыша.
Князь поставил на один из столов «trente et quarante» два золотых на черное и стал говорить с одним из подошедших к нему знакомых, не обращая, как всегда, никакого внимания на происходящее за столом.
Он был так увлечен разговором, что, кажется, даже совершенно забыл о ней.
Через несколько минут крупье обратился к нему с просьбой взять лишние деньги, сверх «максимума».
Князь взглянул на стол и увидел на месте, где он положил два золотых, целую груду золота и банковских билетов.
Во время его разговора черное вышло девять раз сряду, и два золотых превратились в двадцать тысяч четыреста восемьдесят франков.
Он взял часть выигрыша, поставив двенадцать тысяч франков опять на черное.
Черное снова вышло.
Он продолжал снимать после удара выигранные деньги, оставляя максимум, и черное все продолжало выходить и вышло еще одиннадцать раз подряд, так как князь выиграл более полутораста тысяч франков.
Такие серии, выходящие на один шанс — не редкость, но редко игроки пользуются ими, снимая свои ставки или переходя на другие шансы.
Красное в этот раз вышло только на двадцать первом ударе, и следующий был опять черный цвет, повторившийся опять четыре раза и давший князю еще четыре максимума, то есть сорок восемь тысяч.
Ему продолжало везти, в этот день он выигрывал почти каждый удар, так что в конце вечера был в выигрыше более трехсот тысяч франков.
С этого дня князь выигрывал почти ежедневно десять, пятнадцать, двадцать, даже пятьдесят тысяч франков. По приблизительному расчету князь Чичивадзе считался в выигрыше ко дню нашего повествования более миллиона франков.
Такой громадный выигрыш, видимо, не произвел на князя совершенно никакого впечатления — он был так же мрачен, угрюм, как и прежде.
Несмотря на это, всю Ниццу, Монако и Монте-Карло поразила весть, что князь Чичивадзе застрелился.
Самоубийства нередки в этом храме Ваала, требующего человеческих жертв, но кончают обыкновенно с собой проигравшие до последнего пятифранковика, да и то подчас, выпрошенного у приятеля, но чтобы застрелился человек, выигравший миллион — это было необычно в летописях Монте-Карло и непонятно его посетителям, для которых жизнь — золото.
Князь Чичивадзе застрелился в зале казино, у того стола «trente et quarante», за которым в такое короткое время ему везло такое колоссальное счастье. Револьвером, направленным в висок, он размозжил себе голову.
В кармане его платья нашли записку, в которой он просил никого не винить в его смерти, а выигранную в день смерти сумму выдать первому проигравшемуся после его смерти игроку, без различия пола.
Далее он упомянул об оставшихся в его письменном столе в «Hotel des Anglais» в Ницце десяти тысячах франков, которые он определил себе на похороны и для раздачи бедным города Ниццы.
О выигранном миллионе не было сказано ничего. Миллион исчез без следа. В день смерти покойный выиграл тридцать шесть тысяч франков.
II
В Ницце
— Вера, ты слышала?
— Что?
— Князь Чичивадзе сегодня застрелился в Монте-Карло, об этом говорит вся Ницца.
— Еще жертва…
— Чья?
— Ее… Чья же.
— А быть может, теперь ты ошибаешься?.. Если это жертва, то жертва Любы…
— Гоголицыной?
— Да.
— Не может быть… Не любовь же говорила в нем?
— Как знать.
Этот отрывистый разговор происходил в день самоубийства князя в одном из комфортабельных номеров «Hotel des Anglais» между вошедшим в номер мужчиной, среднего роста, лет тридцати пяти, с добродушным чисто русским лицом, невольно вызывавшим симпатию, с грустным выражением добрых серых глаз, в которых светился недюжинный ум, и молодой женщиной, светлой шатенкой, лет двадцати пяти, сидевшей в глубоком кресле с французской книжкой в руках.
Это были только что прибывшие из Парижа и остановившиеся в Ницце по дороге в Россию доктор медицины Осип Федорович Пашков и его жена Вера Степановна.
— Он проигрался? — спросила последняя, сделав небольшую паузу после загадочных слов мужа: «Как знать».
— Напротив, он за последнее время выигрывал ежедневно громадные суммы.
Разговаривая таким образом, оба супруга вышли на балкон, выходивший на красивую и широкую улицу «Promenade des Anglais».
День уже склонялся к вечеру, к одному из тех чудных вечеров, какие бывают только на юге. Теплый, полный влаги ветерок дул с моря.
Лучи заходящего солнца золотили темно-синюю гладь моря, сливавшуюся на горизонте с светло-алым небом, как бы переходящим в него по оттенку цвета.
Дневной шум уже стихал, и по почти пустынной улице изредка только проезжал экипаж или проходил прохожий.
Вдруг в конце улицы показалась толпа народа, сопровождавшая карету, медленно ехавшую и конвоируемую полицейскими сержантами.
— Это, вероятно, везут его! — первый догадался Осип Федорович.
— Кого? — испуганно спросила Вера Степановна.
— Князя… Он жил в этой же гостинице…
— Боже мой, как это тяжело, — прошептала она и ушла с балкона.
Пашков не ошибся.
Карета медленно прибыла к гостинице и остановилась у подъезда. Из нее вынесли труп князя с обвязанной бинтом головой, или тем, что осталось от нее после рокового выстрела, и понесли в занимаемое им отделение в бельэтаже.
Туда же прошли и полицейские, а вскоре прибыли и судебные власти.
Весь отель заволновался при известии, что привезли труп «счастливого князя», и толпа народа наполнила коридор, куда выходили двери занимаемого покойным отделения.
В толпе шли оживленные толки. Недоумевали о причинах такой развязки, строили предположения, одно другого невероятнее, одно другого фантастичнее.
С печальной улыбкой слушал эти толки и доктор Пашков, также спустившийся вниз и даже, ввиду его тоже русского происхождения, допущенный в апартаменты князя Чичивадзе.
Он, Осип Федорович, один, быть может, знал настоящую причину самоубийства «счастливого князя», но он молчал и вскоре вернулся в свой номер.
— Ну что, как? — спросила его тревожно Вера Степановна.
— Ничего, раскроил себе череп так, что узнать в нем красавца нельзя, — сказал Пашков.
В его голосе прозвучала, видимо, независимо от его воли, злобная нота.
Это не укрылось от его жены.
Она укоризненно покачала головой.
— Ося, стыдно… Ведь он мертвый.
