Жаклин Санд - Женщины французского капитана
Оказалось, однако, что сделать это не так просто.
Тогда, в сентябре пятьдесят третьего, о войне между Францией и Россией вслух еще никто не заговаривал. Много писали и говорили о том, что русский царь Николай I, отказавший Наполеону III в обращении «дорогой брат» и не признавший права французского императора на трон, вследствие чего сглупивший перед всею Европой, имеет большие аппетиты на Турцию. В то время конфликт назревал в основном между Англией и Россией, и, коли уж случилась бы война, англичане пошли бы в первых рядах. С французским императором Николай долго и занудно спорил о том, кому очищать от пыли католические и православные святыни в церкви Рождества Христова в Вифлееме; людям образованным и прогрессивным было предельно ясно, что это только предлог, что рано или поздно Англия и Франция объединятся в союз, дабы остановить русскую угрозу своим владениям. В Европе опасались, что Николай решится на масштабное завоевание, что Турция – это начало, и следует обрезать птице крылья, пока она не взлетела слишком высоко. Много лет Европа терпела Николая, а сейчас царь, чьи помощники пели ему сладкую лесть, становился все более самоуверен. То, что война случится, понимали все, кроме русского царя.
Последняя попытка закончить дело миром завершилась с подписанием Венской ноты, в которой Англия, Франция, Пруссия и Австрия давали возможность Николаю остаться там, где он до того был, заполучить контроль над святыми местами в Палестине и продолжить потихоньку диктовать свои условия Турции. Однако это не пришлось по вкусу самой Турции, у которой, по всей видимости, наболело. В октябре османский султан Абдул-Меджид, никоим образом с нотой не согласный и надеявшийся на военную поддержку Англии, объявил войну России, и войска пришли в движение. Часть политиков вздохнула с облегчением, часть взялась за головы, только понятно стало, что война грядет, и когда она будет объявлена – всего лишь вопрос времени.
Виконт, политику не терпевший, однако в силу своих новых интересов не пропускавший теперь ни одной публикации в ведущих газетах, решил было, что пора воспользоваться связями, но оказалось – рано. Турки и русские играли в маневры, гремела стрельба на Дунае, турецкая армия терпела поражения на Кавказе, паровые корабли впервые в мире вступили в бой… А затем случилось Синопское сражение, и эскадра Осман-паши оказалась пущена ко дну. Будущие союзники зашевелились, французы и англичане вместе с недобитыми турецкими кораблями вошли в Черное море. Сезар думал, что тут-то все и начнется… но потребовалось еще несколько месяцев переговоров, отвергнутых предложений и возмущенных заявлений, чтобы войну наконец-то объявили – и то в конце марта 1854 года.
Все это время виконт оставался в Париже, иногда от скуки распутывая мелкие дела, попадавшие в поле его зрения, часто навещая своего закадычного друга, старого авантюриста Видока, и просиживая у него долгие часы. Если графиня де Бриан, полагавшая, что мужчины и война созданы друг для друга, ничего странного в желании Сезара отправиться повоевать не видела, то Видок находил эту идею, по меньшей мере, безрассудной.
– Вы с ума сошли! – кричал старик, не щадя легких. – Вы никогда не были военным, мальчик мой, и поздно им становиться! Откуда эта тяга полюбоваться, как пушечные выстрелы разносят людей в кровавые ошметки, а гордые суда идут ко дну вместе со всею командой? Вам не хватает трупов на улицах Парижа? Желаете посмотреть на смерть, так сказать, в массе?
– Вы забываете, что все мы видели массовые смерти, и не так давно, – мягко напоминал Сезар.
– Вы о парижских баррикадах? Баррикадах, на которые натравливал солдат тот военный министр, нынче носящий звание маршала и командующий армией, что вас так манит? А, да бросьте! Это все ерунда по сравнению с тем, что ожидает вас, если вы окончательно сойдете с ума и все-таки туда поедете!
– Как вы можете утверждать, Эжен? Вы ведь никогда на войне не бывали.
– Необязательно есть кашу, чтобы понять, что она тухлая, мальчик мой. Вы ведь однажды женитесь. О чем думает эта ваша графиня? Приведите ее ко мне, и уж я расскажу ей, как она должна вас убедить, что вы неправы!
Но желание Видока не могло осуществиться так легко: еще осенью 1853 года Ивейн надолго покинула Париж, отправившись в Лейпциг, чтобы познакомиться и поработать вместе с Луизой Отто-Петерс, которую очень уважала. Луиза была известной защитницей прав женщин, потому графиня де Бриан, поддерживавшая эти идеи, не сумела устоять перед искушением и, нежно распрощавшись с Сезаром, укатила. Ивейн писала ему очень часто, несколько раз в неделю, а он отвечал ласковыми письмами. Еще один его друг, журналист газеты «Ла Пресс» Ксавье Трюшон, отправился в Константинополь в ноябре и присылал оттуда краткие, но полные живого ехидства письма. Статьи Трюшона Сезар читал регулярно, немногие могли сравниться с Ксавье в умении тонко подмечать детали разворачивающегося международного конфликта.
Временами виконту казалось, что словно он застрял в меде.
Проблема заключалась в том, что Сезар слабо представлял, что именно будет на войне делать.
Он не мыслил себя офицером, командиром. Для того, чтобы вести войска в бой, требуется совершенно определенная разновидность мужества, а Сезар таковою не обладал. Он не любил отвечать за людей и полагался лишь на самого себя, будучи по жизни одиночкой. Командование никогда не являлось его сильной стороной. К морю Сезар относился настороженно и знал, что на палубе линейного корабля будет чувствовать себя лишним, а заодно и всем мешать. К тому же на флоте знакомств виконт не имел. Зато у него был знакомый в пехоте – давний друг отца и частый гость в доме де Моро в прежние времена.
Именно ему, полковнику де Дюкетту, командующему двадцатым полком третьей пехотной дивизии французской армии, находившемуся в тот момент в Бордо, виконт написал еще в декабре пятьдесят третьего, выразив желание послужить своей стране, однако и изложив сомнения по поводу того, удастся ли это достойно сделать. В конце концов, Сезар не получил офицерского образования в специальном заведении, да и не стремился отбивать должность у какого-нибудь честолюбца. Виконт надеялся, что де Дюкетт развеет его сомнения и найдет какой-либо выход. Однако в первом ответе полковника выход предлагался только временный.
«Мой дорогой друг, – писал де Дюкетт, – всецело одобряя Ваше желание послужить Франции, я тем не менее не вижу пока, чем Вы могли бы здесь заняться. Сейчас, когда война не объявлена (а Господь может решить так, что она и вовсе не состоится – вдруг император Николай не столь прочен, как кажется!), здесь больше разговоров, чем действий, и даже турецкий провал при Синопе почти ничего не изменил. Если что-то и начнется, то не раньше весны, и тогда я всенепременно Вас извещу и попробую подыскать Вам занятие. Пока же оставайтесь в Париже, передавайте мое почтение мадам де Жерве, к коей Вы вхожи, и ждите известий».
