Жаклин Брискин - Все и немного больше
— Я знаю, — в глазах Мэрилин также появилась озабоченность. — Эта инвентаризация отнимает у него больше времени, чем он думал. — Шилтон Уэйс сейчас работал у Рота в магазине мужской одежды на бульваре Лонг-Бич, и мистер Рот поручил ему, единственному служащему с полным рабочим днем, провести инвентаризацию товаров на складе — полутемном помещении с некрашеными полками и стойками, забитыми спортивными товарами, которые пользовались спросом у портовых рабочих и нефтяников, живших в порту и городе.
— Каторжная работа, вот что это такое. Папа слишком терпелив, — сказала Рой. Дверь за ней закрылась.
Мэрилин вышла в комнату. Через застекленную дверь сюда врывался яркий солнечный свет, а от леса нефтяных вышек долетал крепкий запах нефти. Она прошла мимо двух железных кроватей с провисшими сетками — ее и сестренкиной, негромко вторя матери, которая, отчаянно фальшивя, пыталась громко и задорно исполнить известный шлягер.
Эта единственная комната одновременно служила столовой, гостиной, спальней и кухней.
Нолаби Фэрберн Уэйс стояла перед старой плиткой на высоких ножках и пекла блины. Кожа на ее лице была грязновато-коричневого оттенка, в оспинах. Черты лица были недостаточно безупречны, чтобы компенсировать этот дефект — результат перенесенной болезни, и ее можно было бы отнести к разряду дурнушек, если бы не лучистый взгляд небольших, но выразительных карих глаз, в которых читался живой интерес ко всему, что ее окружало. Кочевая жизнь не убила в ней молодого энтузиазма и не лишила чувства юмора.
Ее редкие каштановые волосы были накручены на сделанные из газеты бигуди, мешок из-под муки, выполнявший роль фартука, прикрывал ее поношенное синее кимоно.
— Доброе утро, мама, — сказала Мэрилин, поцеловав мать в покрытую оспинами щеку.
Не вынимая изо рта сигареты, Нолаби улыбнулась этому очаровательному созданию, которому она умудрилась дать жизнь.
— Эта блузка тебе очень идет, — сказала Нолаби. — Я думаю, она никогда так эффектно не смотрелась на тете Люси Фэрберн.
Мэрилин выдавила из себя улыбку. Единственное, что она не могла принять в своей жизнерадостной, энергичной матери, так это ее убежденность в том, что Уэйсы должны носить поношенные вещи. За время скитаний Шилтона Уэйса семью ни разу не заносило в Гринуорд, штат Джорджия, поэтому Мэрилин знала о родине Уэйсов, Ройсов и Фэрбернов лишь со слов матери, а генеалогию свою изучала по присылаемым из этого города посылкам с поношенной одеждой, которые приходили к каждому Рождеству.
— Ну вот, ешь, — сказала мать, кладя ей на тарелку три коричневых блина (в начале месяца бывал еще бекон). Стол не был накрыт: Нолаби вела хозяйство наскоро, по-походному, весело, и ели там, где придется.
В это солнечное майское утро Мэрилин устроилась с блинами на подоконнике и, пока ела, рассматривала крутой спуск к бухте. Вымазанные нефтью черные вышки возвышались над разбросанными там и сям ветхими домишками. Мэрилин вытянула шею, чтобы увидеть серую лачугу, из которой всю ночь доносились джазовые мелодии, исполняемые на пианино, и куда то и дело заходили мужчины. Поджав губы, Нолаби предупредила дочерей, чтобы они туда не ходили и даже не смотрели в ту сторону, из чего Мэрилин заключила, что это было дурное место. Конечно, ее интересовали три броско одетые женщины, которые жили в этом доме. Каждый раз, когда ей удавалось увидеть хотя бы одну из них, Мэрилин испытывала чувство вины. Мать не хотела, чтобы она смотрела туда, а Мэрилин, пусть и не унаследовавшая отцовской робости, была послушным ребенком. Послушание было одним из средств, которым она могла оплатить горячую материнскую любовь.
— Опять после обеда отправишься в драматический клуб? — спросила Нолаби:
Залившись румянцем, Мэрилин повернулась к матери.
— Мы сейчас читаем новую пьесу.
— Я думаю, что ты там лучшая актриса.
— Что ты, мама, совсем нет, — вздохнула Мэрилин.
— Тебе не хватает уверенности, — твердо сказала Нолаби. — Без этого нечего делать в Голливуде.
Нолаби интересовалась всем, что имело отношение к кино, читала и перечитывала старые подшивки «Современного экрана» и не пропускала передач по радио, которые вели Хедди Хоппер и Лоуэлла Парсонз. Кнодетт, Жоан, Коарк, Тироне, Эррол — она произносила эти имена так, словно эти люди были членами ее семьи. При малейшей возможности она водила девочек на субботние утренники и вовсе не в шутку прочила старшей дочери, своей любимице, будущность кинозвезды.
— Драматический клуб — это просто хорошее место для встреч, вот и все, — сказала Мэрилин, макая блин в сироп.
— Тебе в будущем пригодится все, чему ты здесь научилась.
Мэрилин не возносилась столь высоко, чтобы представить себя кинозвездой. Она мечтала влюбиться, выйти замуж, родить детей.
— Ох, мама, перестань меня дразнить. Ты же знаешь, что из меня толку не выйдет.
— Да как ты можешь это говорить! В прошлое Рождество в Сан-Педро кого больше всех вызывали после спектакля?
— Мама, это всего лишь школьный спектакль и…
— Миссис Уэйс?
И мать, и дочь повернулись на голос. У двери, забранной ржавой сеткой, стоял долговязый подросток. Мэрилин признала в нем уборщика, работавшего неполный день в том же магазине, что и отец. Звали его Джимми Брокуэй, он, как и Мэрилин, учился в школе Джордана классом или двумя ниже ее. Заикаясь, он поздоровался.
— Да, я миссис Уэйс, — ответила Нолаби.
— Меня зовут Джимми Брокуэй, я работаю у Рота. — Его голос внезапно пресекся, словно спазм перехватил горло.
— Да, я слушаю, — подбодрила его Нолаби.
— Я подметаю, прежде чем идти в школу… И сегодня утром, когда я пришел туда… — У парнишки снова пропал голос.
Бумажные бигуди Нолаби покачнулись.
— Я думаю, что ты там увидел мистера Уэйса?
— Гм… Может быть, мне лучше войти…
Нолаби, всегда такая быстрая и решительная, не сдвинулась с места, и Мэрилин, поставив тарелку, подошла к двери, чтобы откинуть крючок.
Кадык у юноши дернулся, когда он посмотрел на Мэрилин. Он тут же отвел взгляд, уставился на двуспальную кровать, которая была смята лишь с одной стороны, и глухо сказал:
— Тут, видите ли, такая проблема… Мистер Рот послал меня сообщить вам…
Нолаби и Мэрилин выжидающе смотрели на него.
— Мистер Уэйс… он… гм…
— Говори же, — шепотом сказала Мэрилин.
— Он в больнице, — выпалил наконец парнишка.
Мэрилин ахнула. Нолаби громко закричала.
— Что произошло? Что с ним? — хриплым голосом спросила Мэрилин. Из числа отцовских сетований на свое здоровье ей вспомнились его жалобы на боли в груди.
