Корделия Биддл - Ветер перемен
А там мистер Экстельм, черноволосый, с бледным лицом и острым костистым носом (совершенно точеным и римским), там Джордж, унаследовавший те же серые глаза и смоляные волосы, но только ему они придают поэтический и застенчивый вид. Мистер Э., как коршун, нависший над пропастью, а Джордж, как орленок, с тревогой посматривающий вниз.
Джини.
19 февраля.
Дорогой дневник!
Только что вернулась после встречи с Филипом во «Фрит и K°» – судостроительной компании, где он работает. Я вовсе не ждала этой встречи с нетерпением! Я чувствовала себя настоящей предательницей – знаю, что между нами существовало детское «соглашение», но это было так давно. Ни от кого нельзя требовать, чтобы человек навечно оставался в одном и том же месте.
Что бы там ни было, я чувствовала себя отвратительно. Даже грубо обошлась с беднягой Томом, надевшим самую свою лучшую ливрею, чтобы отвезти «мистрис Юджинию» к «мастеру Филипу». Я сказала ему, что мы никогда не доедем, если Тоби так и будет топтаться на месте, когда все остальные лошади несутся вперед, – и он, конечно, подстегнул Тоби, и бедная старая лошадка была вся в мыле. А потом им обоим пришлось дожидаться меня на улице и дрожать от холода, пока я рассиживалась под теплой крышей и кушала жаркое и йоркширский пудинг.
Я гадкий, грубый, эгоистичный и злой человек. Порой сама не понимаю, почему я себя так веду.
Филип, конечно, был душкой, «в восторге от моих радостных новостей», и т. п. Я сказала ему, что Джордж хочет, чтобы он был шафером, и он был искренне тронут.
Все стены в комнате, где мы сидели, были увешаны жуткими картинами, изображающими корабли «Фрита и Кº». Филип страшно гордится судовыми конструкциями компании, но все это казалось мне таким скучным и каким-то филадельфийским. Мебель красного дерева, тоннаж, водоизмещение – какая тоска!
28 февраля.
В саду расцвели подснежники! Первый проблеск весны! Впервые за долгое-долгое время я вспомнила маму. Думаю, она выводила меня из дома сама, чтобы полюбоваться первыми цветочками. Мне очень остро, но как-то несвязанно вспоминается, как я держусь за теплую руку, ковыляю, стараясь не отстать, потом мне велят встать на колени и нюхать!
«Понюхай, Джини, это пахнет надеждой», – говорил невидимый голос.
Я вспомнила все это, и мне взгрустнулось. Интересно, как бы это было, если мама была жива. Была бы она довольна моим выбором Джорджа, что она сказала бы, о чем бы мы разговаривали или какие планы строили.
Потом я подумала о доме бабушки в Мэне, как я стояла у того огромного окна на третьем этаже и смотрела через бухту на далекие синие холмы. Помню, я думала, что я ангел, посланный охранять мир. Мне хотелось быть какой-то особенной.
Я пишу эти строки, а по всей улице зажигаются огни. Я вижу, как люди спешат домой после работы и как суетятся семьи, ожидая их у теплого домашнего очага. Думаю, я нарушу свое правило и спущусь на кухню, повидаюсь с Катериной и Мэри. Мне вдруг стало очень одиноко. Роль гранд-дамы стану отрабатывать завтра.
Э.
14 марта 1889 года.
Дорогой дневник!
Мисс Пейн шлет тебе привет и хочет, чтобы ты знал, как ей плохо!!!
Бедный Джордж. Это несправедливо. Его отец обещал ему работу в банке после нашей свадьбы, а теперь не хочет этого делать. Говорит, что у Джорджа голова не годится для бизнеса или что-то в этом роде. Но ведь это неправда. Он совершенно обворожительно держится с людьми. Все его обожают. (Уж я-то наверняка.) И он умеет рассказывать замечательные истории. И любит читать. Он же учил меня! У меня из-за него разрывается сердце, он так хочет завоевать отцовское уважение – наверное, ужасно быть самым младшим. Я помню, что когда был жив Ники, он иногда дразнил меня и заставлял чувствовать себя маленьким ребенком. Ну да ладно, к черту «Турка»! Но разве это не ужасно? А ведь я это переживаю.
Да, Джордж говорит, что когда потеплеет, он возьмет меня покататься на лодке в парке Фэрмаунт. Только он и я, и никаких сопровождающих!!!
15 марта
Только маленькое дополнение. Я разговаривала с папой по поводу «вопроса о Джордже». Он говорит, что уверен, что мистер Э. найдет что-нибудь для Джорджа и что мне не стоит об этом беспокоиться. Надеюсь, что это так. Мне очень хочется, чтобы все были счастливы.
Нужно бежать: первый сеанс для портрета – ну разве я не гранд-дама?
10 мая 1889 года.
Дом мистера Э., Линден-Лодж.
Дорогой дневник!
Сейчас очень поздно. Я слышала, как напольные часы в холле пробили три. Я, крадучись, слоняюсь по дому, чтобы меня не услышали ни папа, ни кто-нибудь другой. Что я могу сказать? Я так боюсь.
Ну разве я не глупая девчонка – боюсь выйти замуж за самого очаровательного, самого красивого во всей Филадельфии холостяка. Нелл подумала бы, что я спятила, а Мэри сказала бы, что у меня «не все в порядке с головой», но я боюсь – и все.
Вот какое стихотворение я написала:
О, дай мне сил,
Молю нелицемерно.
Не вправе тщиться счастья иль покоя,
И о любви я не прошу.
Я знаю,
Нас стерегут предательские скалы
И грозный рокот океанских бурь,
Но не ропщу.
Моля лишь дать мне сил,
Чтоб ими наделить моих любимых.[6]
Спокойной ночи, дневник. Сегодня утро моей свадьбы.
7 сентября 1890 года.
…Няня опять брюзжит, говорит, что зубки Лиззи сутками не давали ей покоя! Вот уж! Будто я в этом виновата. Ну и, конечно, няня поругалась с кухаркой, которая после этого удалилась в свою комнату, сославшись на привычную «боль в спине», и оставила бедную маленькую Анну, которая помогает ей на кухне, готовить ужин. Потом пришел Джон и пожаловался, что они с другим лакеем не потерпят никудышной еды. Ненавижу, когда Джорджа нет дома, мне кажется, что именно тогда и падают на мою голову все несчастья. Я знаю, он считает, что в доме плохо ведется хозяйство из-за меня.
Ах да, он сообщил, что покупает небольшую яхту и она будет в Ньюпорте, – в письме говорится, что она «достаточно вместительная для моей маленькой семьи». Ее длина 60 футов или что-то в этом роде, вполне подходящая лодка для пикников. Он назовет ее «Акбар», по имени индийского царя… Нужно бежать и переговорить с мисс Кросс Пэтч…
Ю.
27 января 1894 года.
…Не понимаю, почему мы вынуждены брать этих жалких немок-гувернанток. Джордж говорит, что они самые надежные няньки, но я-то знаю, что это слова его отца. Просто ненавижу этих женщин. Всем распоряжаются, командуют, дергают Лиззи за волосы, бранят маленькую (а она совсем крошечная, малюточка), и я чувствую себя перед ними совершенно беспомощной…
