Марта Киркланд - Рубиновое ожерелье
— Он не сделает этого.
Слова были сказаны очень мягко, но мистер Мейсон неспокойно дернулся на стуле.
— Надеюсь, вы правы, майор, потому что мне не стоит нам говорить, как подобная связь отразится на мисс Кордии и ее положении в свете. Даже пятнадцать тысяч приданого не покажутся убедительными для уважающей себя семьи, если глава вашей семьи связан брачными узами с женщиной небезупречного поведения.
Лайам снова прошелся по комнате и потянул ленту звонка. Буквально через несколько секунд в комнату вошел лакей и вежливо поклонился.
— Слушаю, сэр?
— Передай Харви, что мне нужна карета через час. И скажи ему, что мы едем в Уилтшир. Харви знает, что надо делать.
Все еще испытывая страх перед новым хозяином дома, лакей низко поклонился.
— Да, сэр. Я немедленно передам ваши указания мистеру Харви.
Довольный, что его приказ будет выполнен в точности, Лайам позвал адвоката в дальний конец комнаты, где на толстом ярко-красном ковре стоял письменный стол.
На крышке из темного дуба лежали большие листы бумаги. Это были архитектурные чертежи. На других листах были подробные расчеты, спецификации.
— А теперь, — сказал Лайам, — давайте перейдем к делу, ради которого я вас позвал. Я хочу, чтобы вы показали этот проект архитектору, компетентному и желающему немедленно приступить к работе. — Разумеется, — добавил Лайам, — он может внести необходимые изменения, но пусть помнит главное: что для меня важны функциональность и открытость.
Удивленный таким поворотом событий, мистер Мейсон смотрел на старательно сделанные великолепные чертежи.
— Вы собираетесь перестроить Уиткомб-холл?
— Нет, — ответил Лайам вежливым тоном. — Он мне нравится такой, какой есть. Я сохраню его красоту для будущих поколений.
— Будущих поколений?
На худом лице адвоката вспыхнул интерес.
— Могу ли я уже пожелать вам счастья, майор? Вы знаете, что ваш отец лелеял мечту, как вы вернетесь домой, выберете хорошую молодую леди и заведете свое потомство.
— Да, — сказал Лайам. — Я знаю, что отец мечтал увидеть дом, полный наследников, и, возможно, моя сестра осуществит эту мечту. Что касается меня, то с поисками подходящей молодой леди я намерен пока повременить. Потому что сейчас я увлечен этим проектом.
Таким образом, вежливо, но твердо он приглашал заняться делом. Адвокат склонился над рисунками.
— Это проект для благотворительного общества, — продолжал Лайам. — И я надеюсь, что это поможет хотя бы некоторым из тех солдат, которые скоро начнут возвращаться с континента, раненых и нуждающихся в чистом помещении, где они могли бы восстановить свои силы.
При этих словах Лайама адвокат не удержался и глянул на левую ногу своего клиента. Адвокат знал, что в эту ногу попала французская пуля. Чтобы поправиться после такой раны, требовалось несколько месяцев. Впрочем, лечение было проведено очень успешно. Лайам ходил теперь легко и уверенно, без малейшего намека на хромоту.
Заметив его взгляд, Лайам сказал:
— Пуля не выбирает между офицером и солдатом, а рвет плоть тех и других с одинаковой злостью и силой. К сожалению, процесс лечения не для всех протекает одинаково. Не каждому солдату повезет, как мне, вернуться домой, где есть добрые слуги и нежная сестра. У многих нет даже родственников, которые поддержали бы их в трудную минуту. Я не могу дать им семью, но, по крайней мере, я в состоянии предоставить им чистую постель и хорошую пищу. И нам надо поторопиться.
В то время как Лайам и мистер Мейсон стояли в кабинете, рассматривая чертежи, за сотню миль отсюда в местечке под названием Бартолсби, в Уилтшире, две женщины упаковывали старый дорожный чемодан, складывая туда нехитрое добро преподобного Джосии Харрисона, скончавшегося недавно.
— Дом уже никогда не будет таким же, — сказала Пегин О'Ши, громко всхлипывая, — после того, как умер ваш отец. А теперь и вы хотите нас покинуть. И, конечно, я никогда не смогу с такой же любовью работать в новой семье. Как я любила все делать для вас и вашего дорогого папочки!
Мисс Эмелайн Агнес Харрисон положила руку на мягкое плечо пожилой женщины, которая была и служанкой, и другом для нее почти двадцать семь лет.
— Успокойся, Пегин. Если ты начнешь плакать, я заплачу тоже и не успею собраться к тому времени, когда приедет Джорджи на своем двухколесном экипаже, чтобы отвезти меня в Лайл. Почтовая карета отправляется в Лондон через семь часов, так что времени остается совсем мало.
— Вы же знаете, мисс Эмелайн, что я ирландка и была ею все свои пятьдесят лет, поэтому не сердитесь на мою сентиментальность. И неужели вы хотите, чтобы я поверила, что вы так спокойны, как хотите казаться? Я знаю вас очень хорошо. Меня не обманут ваше спокойное личико и разговоры о поездке. Ведь вы покидаете единственный дом, который у вас был. Так что поплачьте, и дело с концом, я вам говорю!
Эмелайн, однако, сдержалась и не поддалась чувству грусти, охватившему ее.
Она вынула из шкафа последнюю оставшуюся там рубашку священника и прижала ее к лицу на мгновение, вдыхая сохранившийся еще запах отца. Дрожащими пальцами она аккуратно сложила рубашку и положила ее в чемодан.
Закрыв крышку и застегнув тяжелые металлические пряжки, Эмелайн спрятала предательски дрожащие руки в карманы большого фартука, надетого поверх платья.
— Ну вот и все, — сказала она спокойно. — Когда я уеду, пусть кто-нибудь отнесет этот чемодан в работный дом. Папа наверняка захотел бы помочь бедным и нуждающимся.
Ее колени неожиданно подогнулись. Эмелайн подошла к окну спальни и села на маленькую черную лакированную скамейку, на которой любила сидеть еще ребенком, наблюдая, как мать расчесывает у зеркала свои длинные темные волосы. Эмелайн тогда забывала о времени и зачарованно смотрела на пышные локоны, которые изящные пальцы матери укладывали в красивую «восьмерку». И Эмелайн привыкла причесываться так же. Длинные пышные волосы — это все, что досталось Эмелайн от нежной и тихой Джейн Харрисон. Во всем остальном Эмелайн была папина дочка. Решительный подбородок, карие глаза и огненные волосы — она была как бы женской копией Джосии Харрисона.
— А что делать с коробкой для рукоделия, принадлежавшей вашей матери? — спросила Пегин, вернув Эмелайн к действительности.
Надо было еще упаковать свои немногие вещи и кое-какие вещи родителей. На следующий день в доме уже будет распоряжаться новый хозяин, и Эмелайн хотела уехать раньше этого времени. Она не желала видеть, как другая семья начнет тут располагаться.
Эмелайн посмотрела на красивую шкатулку розового дерева — ее подарил матери дедушка, сэр Джералд Конклин. И Эмелайн сразу же моргнула, потому что слезы застлали вдруг глаза. Эмелайн отвернулась. Она пристально посмотрела в щит на медового цвета каменные стены церкви Сент-Эндрюс, что стояла за зеленым лугом.
