Кэтти Эмерсон - Слияние истерзанных сердец
Летом в комнате, где она теперь стояла, дышать было не легче, чем в спальне. Ветерок доносил до Томазины запахи Баклерсбери, заглушавшие все другие городские запахи, даже из аптеки внизу, и изгонявшие из комнаты вонь, которой всегда сопровождаются болезнь и смерть.
Томазина вдохнула их всей грудью. Не меньше дюжины бакалейных лавочек на залитой солнцем улице привлекли в свое время Лавинию Стрэнджейс, вечно собиравшую и сушившую травы, но не желавшую дышать ими.
Стоя у окна, Томазина отлично видела святая святых Лавинии, прежде прятавшуюся за ширмами. Чего только не было у нее на большом дубовом столе! Горшки, горшочки, ступки, пестики, стеклянные пузырьки… И Бог знает сколько травы сушилось повсюду. Кое-какая была знакомой и безвредной, зато отдельные пучки вызывали ужас даже у не посвященной в их тайны Томазины.
Сама не зная, откуда взялись силы, Томазина в несколько шагов пересекла комнату и стала сбрасывать все с полки и со стола на пол. Она с наслаждением топтала травы и готовые настойки, пустые пузырьки и весы, разрушая зло, которое творила ее мать, и чувствуя странный прилив блаженства.
Поместье Кэтшолм располагалось в ста семидесяти милях к северу от Лондона, и первого августа в нем безраздельно царили радость и веселье. Веселились и стар и млад. Ели-пили, пели и плясали до вечера. Утром начиналась двухмесячная страда, от которой многое зависело в жизни деревни до следующего праздника, и в десять часов благоразумные селяне уже спали в своих постелях.
В маленькой комнатке без окон управляющий поместьем Ник Кэрриер допоздна засиделся за работой. Свет от свечи падал на его длинные тонкие пальцы, которыми он как раз выводил последнюю цифру в толстой тетради.
Отодвинувшись на трехногом табурете, он положил голову на стол, чтобы дать отдых шее и плечам. Потом потер глаза и с удовольствием зевнул. Работа закончена. Ник ни минуты не сомневался, что благодаря его стараниям все, что нужно сделать от праздника урожая до дня Святого Михаила, будет сделано.
Посмотрев на свою гигантскую тень, Ник подумал, что от сверстников его отличает, пожалуй, лишь уверенность в себе. Он отлично справлялся с работой и знал это. Что же до уборки урожая, то и тут все продумано и расписано чуть ли не по дням. Крестьяне знали, где и когда они должны быть и что делать.
Он расстраивался совсем по другой причине, увы, неподвластной его воле, и ему пришлось еще раз напомнить себе, что не имеет смысла волноваться из-за того, что он все равно не в силах изменить. Взяв огарок свечи, Ник через кухню вышел во двор.
Было гораздо позднее, чем он предполагал. Ему пришло в голову, что он мог бы переночевать в господском доме, но его собственный дом был всего в четверти мили от Кэтшолма, и Ник предпочел немножко побыть со своими, чем поспать лишний час.
Он никогда не боялся темноты, хотя знал многих, кто клялся и божился, будто с темнотой на землю приходят злые силы. Ярко светила луна, и Ник без труда отыскал тропинку к главным воротам. Однако когда он пересекал двор перед воротами, его остановил раздраженный голос:
– Стой! Кто там еще шатается?
Ричард Лэтам в халате из шелковой парчи стоял на лестнице, держа высоко над головой канделябр и освещая им больше себя, чем того, кто был внизу.
Лэтаму уже стукнуло сорок лет, и у него появились седые волосы, но силы ему было не занимать. Если кто-то не желал его слушаться, несмотря на закон или угрозы, он не задумываясь пускал в ход кулаки.
Ник остановился и назвал себя, горько сожалея, что не ушел раньше. Он не любил Лэтама и не доверял ему, поэтому всегда старался держаться от него подальше.
– В саду свет. Я его видел из окна кабинета, – сказал Лэтам.
«Из окна хозяйского кабинета», – с раздражением подумал Ник. Прошло совсем немного времени, а Лэтам уже захватил себе лучшие комнаты в доме, включая и маленький кабинет, расположенный чуть в стороне от других жилых помещений и предназначенный для серьезных занятий.
– Туда кто-то пролез. – Лэтам едва сдерживал гнев, и Ник старался быть с ним очень осторожным. – Я же приказал запирать там ворота!
– Их заперли. Я сам проверил, когда начало темнеть.
– А теперь они открыты!
Ник сдержался.
– Я запер ворота несколько часов назад, как вы и приказали.
– Надо их осмотреть, и сейчас же! – стоял на своем Лэтам. – Я больше не потерплю воровства!
Он уже несколько дней ходил мрачнее тучи из-за того, что местные мальчишки повадились лазать в господские сады: очень уж им хотелось полакомиться зелеными яблоками, что было совсем не полезно для их желудков; кроме того, они кидались падалицей друг в друга и в проезжавшие по дороге телеги, прячась за живой изгородью, отчего поймать их было не так-то просто. Так всегда делали все деревенские мальчишки, и Ник не видел в этом большой беды.
– Я проверю.
Нику хотелось утихомирить Лэтама, пока тот не перебудил весь дом, хотя он был более чем уверен, что Лэтам придумал про свет в саду. Напраздновавшись на славу, деревенские мальчишки наверняка крепко спали в своих постелях.
Лэтам продолжал сверлить его взглядом:
– Надеюсь.
Ник повернулся, чтобы идти, но успел сделать не больше двух шагов, как Лэтам остановил его снова.
– Завтра я собираюсь проверить твои книги.
Пальцы у Ника сами собой сжались в кулаки, и он помедлил несколько мгновений, не владея своим голосом. Хорошо, что на дворе было темно.
– До дня Святого Михаила там нечего проверять.
– Как я сказал, так и будет!
– Все отчеты всегда представляются в день Святого Михаила, и только миссис Раундли может потребовать у меня отчет раньше этого срока. При всем моем уважении к вам, господин Лэтам, она унаследовала имение после смерти отца, а не вы.
– Ты забываешь, управляющий, что я был адвокатом Джона Блэкберна, а теперь стал адвокатом его вдовой дочери! Она будет делать то, что я ей скажу, и ты тоже. Если завтра утром книги не будут у меня на столе в кабинете, ты со своей семьей останешься без крова, не дожидаясь дня Святого Михаила!
Угроза была не из шуточных. Лэтам совсем распоясался, когда обосновался в господском доме. Ник увидел жестокий огонь в его глазах, не предвещавший ничего хорошего, и медленно разжал кулаки.
– Я с удовольствием представлю отчет миссис Раундли, – так же медленно проговорил Ник.
Лэтам глядел на него, не мигая.
– Будь готов представить мне отчет, кто из арендаторов не платит вовремя.
«Еще не время, – сказал себе Ник. – Не время. Слишком многое поставлено на карту».
– Слушаюсь.
– Прекрасно. А теперь иди.
Ник почти бегом бросился прочь, лишь бы сдержаться и не высказать всего, что было у него на душе. Год был нелегкий для тех из йоменов,[1] у кого было мало земли, и если Лэтам уговорит миссис Фрэнсис Раундли потребовать плату сейчас, не все смогут сохранить за собой дома своих предков.
