Мэгги Осборн - Не бойся любви
— Ладно. Считайте, что вам удалось меня заинтересовать. — Дженни отошла от окна и присела на матрас, обратив свои голубые глаза на Маргариту Сандерс. — А какова цена? Чего вы потребуете от меня? Уж наверное, это не пустяк, если вы готовы заплатить своей жизнью?
Маргарита улыбнулась, и снова Дженни заметила внезапный проблеск ее былой красоты
— Мне говорили, что вы человек прямой.
— На мою долю не досталось хорошего воспитания, — отрезала Дженни.
Она поглядела на мягкие и гладкие руки Маргариты, а потом на свои собственные. Твердые мозоли покрывали ее пальцы. Ветер и зной превратили тыльную сторону кистей в некое темное подобие старой кожи. Ей вдруг захотелось спрятать руки, и она едва не улыбнулась своему порыву. Когда же это она в последний раз испытывала хоть чуточку женского тщеславия? Уж и не припомнить.
— Я не могу придумать, что я сама могла бы предложить в обмен на свою жизнь, но у вас явно что-то на уме. Итак?
Она смотрела на Маргариту, пытаясь вообразить, чего же стоит ее жизнь? Цена должна быть очень высокой, не иначе. Маргарита Сандерс готова идти на смерть… ради чего?
— Вот что я хочу в обмен на то, что умру вместо вас, — заговорила Маргарита, глядя Дженни в глаза. — Хочу, чтобы вы отвезли мою шестилетнюю дочь Грасиелу к ее отцу в северную Калифорнию. — Дженни хотела было заговорить, но Маргарита остановила ее движением руки. — Если мой муж умер, вы должны согласиться воспитать Грасиелу как собственную дочь. Вы не отдадите ее деду с бабкой и вообще никому, кто предъявит на нее родственные права. Если вы — по любой причине — не сможете передать ее с рук на руки отцу, вы будете воспитывать ее сами до тех пор, пока она не выберет себе мужа по доброй воле и не создаст собственную семью. Такую вот сделку я хочу заключить с вами. Такую цену потребую за спасение вашей жизни.
У Дженни дрогнули губы. Ее словно хватило по голове обломком гранита.
— Это безумие! — в конце концов выпалила она. — Если вы любите вашу дочь — а я полагаю, что это так, — раз вы готовы пожертвовать жизнью ради нее, то как же вы, во имя Господа, можете доверить ее попечениям незнакомого человека? Ведь вы ничего не знаете обо мне, кроме того, что я приговорена к смерти за убийство солдата!
Когда Маргарита перестала кашлять и более или менее отдышалась, она обмахнула лицо перчатками и покачала головой.
— Я знаю, что вы честны даже во вред себе. Ведь свидетелей не было, вы могли отрицать, что убили напавшего на вас скота. Но вы добровольно признали это.
— И посмотрите, куда привела меня моя честность! — Дженни показала на окружающие ее каменные стены. — Никто не поверил, что какой-либо мужчина, даже пьяный солдат, набросился бы на женщину вроде меня.
Маргарита спокойно встретила ее взгляд.
— Если полученные мною сведения верны, то вы достаточно долго перевозили грузы в штат Чиуауа, чтобы понимать: с того мгновения, как вы признали, что стреляли в сеньора Монтеса, вы были обречены, — сказала Маргарита, в глазах у которой блеснуло любопытство. — Почему вы не солгали?
Дженни, обозленная, прошагала к окну и вцепилась руками в решетку, несмотря на то что накаленные солнцем прутья обжигали ладони.
— Честность — это все, что у меня есть, — наконец произнесла она глухим голосом. — У меня не семьи. У меня нет красоты и нет мужчины. У меня нет денег, и я, черт побери, уверена, что нет будущего. Моя гордость может опереться только на одно — мое слово. — Она вздернула подбородок. — Если Дженни Джонс что-то говорит или обещает, можете поставить последнее песо — все правда, все так и будет.
— Мне так и говорили.
— Если я потеряю свое слово, у меня ничего не останется. Я сама стану ничем! — Дженни обернулась и увидела, как Маргарита Сандерс снова прижимает к губам окровавленный платок. — Каждому необходимо чем-то подкреплять веру в себя, даже мне. Честность помогает мне чувствовать свое право на место в этом мире. Это все мое достояние. Независимо от того, насколько плохи мои дела, я всегда могу утверждать, что Дженни Джонс — честная женщина.
Честность привела ее в мексиканскую тюрьму, и теперь осталось всего несколько часов до того, как она встанет у стены перед стрелковым взводом.
— Я могла бы солгать во время этой комедии, которую называли судом, — сквозь зубы процедила Дженни, глядя в окно на саманную стену, окружающую лагерь. — И вы, вероятно, считаете меня дурой, что я этого не сделала. Но ложь убила бы единственно хорошее, что есть во мне. — Подняв руку, она попыталась поймать вошь у себя в волосах. — Без моего слова я так и так мертва. Я предпочла бы умереть с честью, чем жить, лишившись того, что помогает мне встречать каждый новый день.
Это была длинная речь, и во рту у Дженни пересохло. От смущения у нее даже шея покраснела. И она готова была стукнуть себя за то, что обнажила глубоко личные чувства в присутствии этой ненормальной.
— Вот поэтому я и доверяю вам отвезти Грасиелу к ее отцу. Я верю, что вы честно выполните условия нашей сделки, — спокойно и мягко произнесла Маргарита.
— Мы не заключали никакой сделки, — отрезала Дженни. Она прислонилась к стене, и до нее донесся запах духов Маргариты. — Что еще вы знаете обо мне? И я вас совсем не знаю. Ну… — она уставилась на богато вышитую кайму на мантилье Маргариты. — Почему я? Разве у вас нет родственников, которые могли бы отвезти малышку к отцу?
— О да. — Маргарита принялась изучать кровавые пятна на платке, потом подняла глаза, блеск которых потушила горечь — В нашей семье полно молодых крепких мужчин, моих кузенов, но ни один из них не прольет и слезинки, если Грасиела умрет завтра. — Она сделала глубокий осторожный вдох. — История моей жизни долгая и полная слез, но я расскажу вам ее коротко.
Охваченная невольным любопытством, Дженни отошла от окна и села на матрас.
— Я ведь никуда не ухожу. Вы можете говорить хоть до самого рассвета, пока со мной не покончат. Только не плачьте. Я не выношу плаксивых женщин.
Маргарита обратила лицо к солнечному свету, пробивавшемуся сквозь железные прутья.
— Я выросла на ранчо в Калифорнии, по соседству с имением родителей Роберто. Мой отец ненавидел гринго[1], отец Роберто ненавидел испанцев. — Маргарита пожала плечами и мягко улыбнулась. — Я полюбила Роберто.
Ее прервал новый приступ кашля.
— Вам надо лежать в постели.
— Мне было шестнадцать, когда я забеременела. Новость едва не убила моего отца — так велики были его стыд и горе. Наши родители не позволили нам пожениться. — Маргарита подняла голову и посмотрела на жестяной потолок камеры. — Мой отец в гневе отправил меня сюда, к моей тетке. Роберто пробрался ко мне в карету, и мы обвенчались в Лос-Анджелесе.
