Дженнифер Блейк - Полночный вальс
— Возможно, он отправился в город? — предположила мадам Деклуе. — Если кого-нибудь послать за ним, то он, возможно, успеет вернуться к сроку.
— А может, и не успеет, — заметила Амалия.
— Что же нам делать? — в голосе мадам чувствовалась растерянность. Тот факт, что Амалия пришла за советом и помощью к свекрови, а не к мужу, показался бы странным только непосвященному. Жюльена никогда не интересовали заботы плантации, и к перспективе появления грязи в доме он отнесся бы с присущим ему безразличием: дом для того и построен на девятифутовых сваях, чтобы в случае наводнения вода не могла добраться до верхних этажей. Первый этаж использовали под склады, жилье для прислуги, буфетную и столовую (единственное неудобство в экстремальной ситуации). Об остальном семейство Деклуе, располагавшееся на втором этаже, могло не беспокоиться. Их апартаментам серьезные повреждения не угрожали. Что касается Жюльена, он наверняка проигнорировал бы и возможный кавардак в доме, и усилия по наведению порядка: он до таких мелочей не опускался.
Мами сокрушенно покачала головой, и тогда в разговор неожиданно вступил Роберт.
— Вы можете во всем положиться на меня, — сказал он твердо.
— На вас?! — Амалия повернулась, чтобы лучше рассмотреть его.
— А как же твой собственный дом, Роберт? — спросила мадам Деклуе обеспокоенно.
— Мои «Ивы» расположены, если вы помните, на возвышенности, — сказал Роберт Фарнум, не обращая внимания на удивленный взгляд Амалии. — Я, конечно, поговорю с Сэром Бентом, но сомневаюсь, чтобы вода поднялась так высоко. Прежде такого никогда не было.
— Мы будем тебе очень признательны, — обрадовалась мадам Деклуе. — Но так ли ты уверен, mon cher?
— Уверен, тетя, — сказал Роберт, направляясь к выходу.
— Подождите! Я провожу вас к Сэру Бенту, — предложила Амалия.
Роберт помедлил минуту, держась за ручку приоткрытой двери, но потом решительно сказал:
— Не стоит. Я знаю дорогу.
— Да-да, — поддержала племянника Мами. — А тебе, детка, — посмотрела она на Амалию, — следует пойти и сменить мокрое платье.
В голосе свекрови причудливо соединились забота, просьба и приказ.
Поморщившись, Амалия откинула полу плаща и, повинуясь какому-то внутреннему беспокойству, посмотрела на молодого мужчину, продолжавшего стоять в проеме дверей. Пристальный взгляд его темно-синих глаз, казалось, охватывал все ее тело — от макушки до носков полусапожек, выглядывавших из-под подола обвисших юбок. Мокрая, прилипшая к телу одежда только помогала ему, подчеркивая все достоинства женской фигуры. Амалии показалось, что Роберт не ожидал, что она обнаружит его бесцеремонное любопытство, и от этого смутилась еще больше, покраснев до корней волос. Готовая возмутиться, она почему-то промолчала, только беспокойная дрожь пробежала по всему телу, проникая в каждую клеточку, задевая каждый нерв.
— Тетушка Софи права… по крайней мере, на этот раз, — сказал Роберт, бросив на мадам Деклуе жесткий многозначительный взгляд, и быстро вышел из гостиной с таким выражением на лице, будто гора с плеч свалилась.
Пройдя к себе в спальню, Амалия призвала звонком служанку и отдала ей мокрый плащ. Отжимая края плаща в большой кувшин, девушка издала удивленное восклицание, но тут же смолкла, остановленная упреждающим кивком Амалии на широкие створчатые двери в спальню мужа. Открываясь, они превращали две комнаты в одну, но сейчас, как, впрочем, и всегда, двери были плотно сдвинуты. Жюльен редко поднимался раньше одиннадцати, а порой оставался в постели и до полудня.
Девушка вмиг посерьезнела. Хозяин «Дивной рощи» мог оглядывать томным и безразличным взором работы на плантации, мог равнодушно принимать ласки и заботу всех в доме, начиная от матери и кончая старым Сэром Бентом, но дерзости и непослушания не терпел.
Амалия позволила служанке раздеть себя и обернуть в мягкий белый фланелевый капот, украшенный лентами и кружевом. Потом с улыбкой отправила девушку унести намокшую одежду и без посторонней помощи решила заняться волосами. Распустив волосы, которые пенящимся водопадом разлетелись по спине, и держа в руке черепаховый гребень, Амалия подошла к окну. Дождь беспрестанно и бесшумно лил уже которую неделю подряд, не давая весне сменить поднадоевшую зиму. Иногда Амалии казалось, что он льет, не переставая, со дня ее свадьбы.
Роберт Фарнум. Каких-либо воспоминаний о нем в день свадьбы у Амалии не осталось. Тогда ее вниманием полностью владел только один человек — ее будущий муж. Как она волновалась в тот день, как нервничала! Все произошло слишком уж стремительно. Письмо мадам Деклуе с предложением поженить детей тетя Тон-Тон получила в ноябре, а в конце января следующего года, в последний скоромный вторник перед Великим постом, они уже поженились. Спешка объяснялась тем, что справлять свадьбу во время поста невозможно, а откладывать на послепасхальную неделю нерезонно — большинство жителей Нового Орлеана уезжают в это время года на отдых за город.
Амалия жила тогда в доме своей двоюродной тетки мадам Антуанетты Пескье в местечке Фелисианас. О замужестве она в свои двадцать четыре года уже не мечтала, смирившись с тем, что останется старой девой.
Правда, в семнадцать лет Амалия была помолвлена с Этьеном Бодье, сыном близкого друга ее отца, приятным и обходительным молодым человеком, который души в ней не чаял. Она его тоже боготворила. Но человек предполагает, а Господь располагает.
Несчастья посыпались разом, как из рога изобилия. Все началось с «золотой лихорадки», которая охватила Америку. Отец Амалии не устоял перед искушением быстро разбогатеть и тоже отправился добывать свое золото в Калифорнию. Приходившие от него письма поначалу напоминали главы увлекательной повести, они завораживали, вселяли надежду. Неожиданно письма прекратились, а еще через полгода какой-то доктор в затрапезном сюртуке занес им узелок с отцовскими пожитками и записку. Нацарапанная отцом наспех на клочке бумаги, она, к сожалению, не пролила света на истинные обстоятельства его гибели. Известно, что беда не приходит одна. Следующий удар не заставил себя ждать. Деньги, на которые отец пытался организовать свое предприятие, были взяты в местном банке под залог их дома и земли. Не успел закончиться семейный траур, как пришло время платить по закладной. Матери Амалии не оставалось ничего другого, как собрать скарб и переехать к мадам Тон-Тон, единственной близкой родственнице.
После всего случившегося мать не смогла оправиться. Она таяла буквально на глазах, и когда срок официального двухлетнего траура — год в черном и год в пурпуре — подходил к концу, она умерла. Лечащий врач сказал, что от нервного и физического истощения, но у Амалии на сей счет было свое мнение.
