Робин Хэтчер - Каприз мечты (Обещанный рассвет)
Руки Такера чуть крепче сжали хрупкие плечи матери. Он знал: настало время распроститься с горечью, как уже было сказано Делвину. Но иногда…
– Фаррел всегда говорил, что когда-нибудь мы посадим новые.
– Обязательно, – кивнула Морин, чувствуя, как судорожно сжимается горло. – Только не здесь.
Взгляд матери скользнул дальше, к тому месту, где находилось семейное кладбище.
– Война изменила твоего отца. Он был таким сильным, веселым и добрым… Я навсегда запомню Фаррела таким.
Она коснулась платочком носа:
– Твой отец… Грейди… Как больно оставлять их здесь. Ты так и не увидел, как вырос твой брат. Ты и Грейди…
Морин смолкла, глотая слезы.
– Я знаю, мама.
– Боже, я совсем как Фиона, – вздохнула мать, распрямив плечи. – Ничего, нам полезно пережить новые приключения. Знаешь, сынок, я никогда не была дальше Атланты. Пора взглянуть на новые места.
Пальцы Морин коснулись руки сына, и она прошептала:
– Ты сделал все, что мог, Такер. Твой отец всегда гордился тобой. Ты такой прекрасный сын!
Такер стиснул зубы. Он, конечно, сделал все, что мог, но этого оказалось недостаточно. Сумей он добиться большего, плантация, возможно, не перешла бы в руки хищника-янки, а семья не разлетелась бы, словно листья по ветру. Если бы он только смог сделать больше…
Но самобичевание ничего не изменит.
Такер молча взял мать под руку и усадил в экипаж.
– Готово, Моуз, можно ехать, – сказал он и уже хотел присоединиться к родным, но тут увидел ее. Чармиан Пинкхем, на маленькой гнедой кобыле, ожидала их в конце подъездной аллеи. Ее белокурые локоны были спрятаны под кокетливую желтую шляпку в тон платью, складки которого раскинулись по дамскому седлу и по бокам лошади, словно солнечные лучи. Такер не видел ее уже почти год, со дня свадьбы. Чармиан совсем не изменилась. Прекрасна, как всегда. Почему она явилась? Зачем посыпать солью старые раны?
– Подождите здесь, – велел он и не спеша зашагал по усаженной деревьями аллее.
– Я не могла позволить тебе уехать, не простившись, – тихо сказала Чармиан, когда Такер остановился рядом с лошадью.
– А я думал, мы уже давным-давно попрощались. На твоей свадьбе.
– О, Такер, почему тебе понадобилось так упрямиться?
Наклонившись вперед, она положила на его грудь затянутую в перчатку руку.
– Если бы ты только позволил папе…
– Ты знала, почему я не мог работать с твоим отцом.
– Но ведь не было никакой нужды терять «Туин Уиллоуз». Если бы ты согласился работать на папу в прошлом году, когда он предлагал, мы могли бы пожениться и теперь тебе бы не пришлось никуда уезжать. Мы были бы вместе, как и намеревались.
По мнению Такера, в Чармиан было все, что он желал в женщине. Когда ему было семнадцать, Чармиан впервые призналась, кокетливо похлопав ресницами, что чувствует себя совершенно беспомощной без него, и он решил жениться только на этой девушке.
Такер считал Чармиан прелестной и изысканной, воплощением истинной леди-южанки. Он любил ее. Но Чармиан лгала ему. Все в ней оказалось фальшивым.
– А Деннис знает, что ты здесь, Чармиан? Но Чармиан будто не слышала:
– Мы могли быть счастливы, Такер. Будь ты таким же сообразительным, как отец и Деннис, ты мог бы вернуться с войны еще богаче прежнего. Но ты и твоя гордость! Что хорошего она даст тебе? А куда ты едешь?
– В Айдахо, – сухо сообщил Такер.
– Ах, не все ли равно!
Всхлипнув, она прошептала, поднося к глазам белый платочек:
– Знаю только, что буду тосковать по тебе. Такер сам удивился, насколько равнодушным оставили его слезы Чармиан. Он ожидал снова почувствовать знакомую боль, причиненную обманом, снова ощутить, как разрывается сердце, но последняя энергия истощилась, куда-то пропала, и не осталось сил даже на гнев. Осталась лишь легкая горечь воспоминаний. И все.
– Вряд ли Деннису это понравится, – заметил он с еле заметным сарказмом.
Чармиан застыла, выпрямилась и отняла руки.
– По крайней мере, у Денниса достаточно мужества, чтобы остаться в Джорджии и безропотно вынести самое худшее.
– Не стоит оставаться в Джорджии, если для этого приходится сотрудничать с янки и мародерами и отнимать дома у моих друзей, уже и так потерявших все. Даже ради тебя, Чармиан.
Она с размаху ударила его хлыстом по лицу. Голубые глаза гневно блеснули.
– Ты глупец, Такер Брениген. Ни одна женщина не может полюбить глупца.
Повернув кобылу, она помчалась галопом прочь от «Туин Уиллоуз».
Такер молча смотрел ей вслед, осторожно касаясь кончиками пальцев саднившей щеки, и думал, что Чармиан, возможно, права. Вероятно, он и в самом деле не очень умен. Но, по крайней мере, ни одна женщина теперь не сможет сделать из него большего дурака, чем он есть.
Часть 1
Взбирались мы на горные вершины,
Иль по рекам пускались смело вброд, —
Всегда в трудах и вечно без забот.
И где б найти ночлег ни приходилось,
В пустыне ли на подвижном песке,
Во мгле ль пещер иль в темном уголке, —
Как сладко нам везде спалось и снилось!..
… С подложенным под голову седлом, —
Везде мы спим, бывало, крепким сном
И, встав чуть свет, опять уж в путь готовы,
Труд нипочем был нашему кружку.
Не зная нег, мы гнали прочь тоску.
Все молоды, отважны и здоровы.
Байрон «Осада Коринфа».ГЛАВА 1
Индепенденс, Миссури, апрель 1867 года
Сидя на большой, серой в яблоках кобыле, Дэвид Фостер ждал, пока караван покинет Индепенденс.
Было уже двадцать девятое апреля, и, если все пойдет хорошо, к октябрю они доберутся до Портленда и Вилламетт Вэлли. После десяти таких путешествий вожатый каравана знал, что некоторые переселенцы не сумеют достичь места назначения и их похоронят где-то на обочине орегонского тракта. Фостер надеялся только, что на этот раз смертей будет мало.
Первый фургон, набитый припасами и вещами вожатого каравана, проехал мимо. На месте кучера сидел Куп, привычно правивший упряжкой мулов.
Фостер и его жена Эмили появились в Орегоне с намерением завести ферму и начать возделывать землю. Родители Купа умерли, не успев добраться до форта Лареми, и Эмили, по мягкости характера и доброте, приняла немого пятнадцатилетнего мальчика в дом и обращалась с ним как с родным. Куп помогал по дому и в поле, а после смерти Эмили остался с Дэвидом, следуя за хозяином повсюду, куда того заносили беспокойный характер и неутомимые ноги. Хотя Куп не мог говорить, его присутствие почему-то успокаивало и придавало бодрости, а кроме того, юноша оказался хорошим поваром, так что они не голодали.
