Джорджетт Хейер - Роковой сон
Стало совсем темно. В светелку прокрался вечерний холод. Герлева вздрагивала и постанывала во сне, ее беспокоили странные видения.
Женщине снилось, что из лона ее вырастает дерево, огромное по сравнению с другими деревьями, а ветви его раскидываются, как руки, готовые к объятиям. Перед ее взором предстала вся Нормандия: от глухих уголков Котантена до отдаленных поселений Ю. Затем она увидела серое волнующееся море, испугалась и закричала. Крик был заглушен сном, но на лбу выступили крупные капли пота, потому что женщину во сне охватил необъяснимый страх. За морем лежала земля — то была Англия. Ветви дерева тем временем простирались все дальше и дальше, пока не накрыли своей тенью и Англию, и Нормандию.
Герлева закричала, проснулась и поднялась на постели, закрыв глаза ладонями. Ее лицо было влажным, она отерла пальцами пот и наконец решилась открыть глаза, поняв, что очнулась от кошмара.
Дуксия, ее мать, стояла в дверях со свечой.
— Какой ужасный крик. Я уж подумала, что начались схватки.
Внезапно Герлева почувствовала озноб. Она натянула медвежью шкуру на плечи и тихим таинственным голосом сказала матери:
— Мне снилось, что я родила дерево, а не дитя.
— Не беспокойся, дочка, — ответила Дуксия, — у женщин в это время всегда бывают какие-то фантазии.
Герлева поплотнее закуталась в шкуру.
— Когда я заснула, — глухо проговорила она, — то увидела перед собой две страны: нашу, Нормандию, во всей ее мощи, и английскую Саксонию за серыми водами.
Она высвободила из-под шкуры руку и указала в том направлении, в котором, по ее представлению, находилась Англия. Медвежий мех соскользнул с плеч, но женщина, казалось, больше не чувствовала холода. Глядя на мать странно поблескивающими в мерцании свечей глазами, Герлева продолжала:
— Растущее из моего лона дерево раскинуло огромные ветви, будто это были руки, которые могли хватать и крепко держать, и ветви эти росли до тех пор, пока в их тени не скрылись и Нормандия, и Англия.
— Ничего не скажешь, странный сон. Слушай, отец уже, наверное, садится за ужин, и, если ты не поторопишься, похлебка остынет.
Но Герлева продолжала неподвижно сидеть на постели с таким выражением лица, словно смотрела на какое-то необыкновенное чудо. Внезапно она положила руки на живот и произнесла сильным и звонким голосом:
— Мой сын станет королем. Он будет завоевывать и править, под его рукой окажутся и Нормандия, и Англия — точно так, как во сне они распростерлись под ветвями дерева.
Дуксия сочла ее слова полнейшей чепухой и уже собиралась было произнести что-нибудь успокаивающее, когда Герлева выпрямилась и закричала, все ее мышцы напряглись, пытаясь совладать с внезапной болью.
— Мама! Мама!
Дуксия бросилась к дочери, и обе позабыли и про сон, и про его толкование.
— Успокойся, дочка! Это еще только начало, будет и похуже, прежде чем родишь, — приговаривала мать. — Сейчас пошлем за соседкой Эммой, большой мастерицей принимать роды. Она помогла стольким малышам появиться на свет, что ты и представить себе не можешь. Лежи смирно, у нас еще есть время.
Она уже не размышляла над пророческим сном дочери, потому что снизу донесся требовательный голос Фулберта, пожелавшего вареного мяса, а в это самое время роженица в испуге цеплялась обеими руками за мать в ожидании нового приступа боли. Дуксия поняла, что в ближайшие несколько часов у нее будет полно работы, но тут вошла Эмма и, осмотрев Герлеву, объявила, что еще несколько часов можно ни о чем не беспокоиться. Потом помогла убрать со стола грязную посуду и показала рабам, как уложить солому и шкуры на хозяйской постели.
Фулберт обожал дочь Герлеву, но, будучи человеком рациональным, решил, что только дурак теряет сон из-за такой безделицы, как роды, тем более что с утра его ждет целый день напряженной работы. Кроме того, ему никогда не нравилось нынешнее положение дочери, и он испытывал от этого определенное неудобство, хотя все соседи считали большой честью, что Герлева любовница такого влиятельного сеньора, как милорд граф Йесм. Приготовившись ко сну, Фулберт подумал еще, что радовался бы больше, если бы ребенок, которого так ждали, был законным сыном честного бюргера, а не бастардом знатного господина.
Когда все в зале привели в порядок и домочадцы улеглись спать вокруг хозяина, Дуксия и Эмма поднялись наверх, где, постанывая, лежала Герлева на своей роскошной постели. Эмма слыла самой мудрой женщиной во всем Фале. Она толковала знаки звезд, приметы, предсказывала важнейшие события, поэтому Дуксия намеревалась прямо сейчас, когда обе женщины удобно устроились на табуретах около маленькой жаровни с древесным углем, поведать ей о сне дочери. Две головы в чепцах склонились друг к другу, в красноватом свете виднелись два изборожденных морщинами лица, сосредоточенных и проницательных. Выслушав рассказ, Эмма кивнула и прищелкнула языком. Вполне возможно, согласилась она, и рассказала Дуксии о других подобных видениях, которые благополучно свершились.
Дитя родилось через час после полуночи. Неподалеку прокукарекал петух, очевидно уловив сквозь дверную щель свет звезды, и все снова затихло.
В углу комнаты рядом с жаровней лежал соломенный тюфяк. Эмма опустила на него завернутого в полотно новорожденного на то время, пока она будет заниматься с Герлевой. Когда Дуксия подошла взять на руки ребенка, то увидела, что он выпростал ручонки из ткани и захватил в оба кулачка по соломинке, на которой лежал. Счастливая, что малыш такой крепкий, она позвала подругу полюбоваться на его силу.
— Запомни, что я скажу, — заявила Эмма, то ли вспомнив пророчество, то ли удивляясь, что младенец такой бодрый, — этот ребенок будет властелином. Посмотри, как он овладевает окружающим миром! Он захватит все, что встретит на своем пути, и не только на нем, вот увидишь!
Эти слова услышала Герлева, погруженная, казалось, в глубокий обморок, и слабым голоском произнесла:
— Мой сын будет королем.
Едва придя в себя, женщина послала за Вальтером и потребовала, чтобы тот поскакал в Руан сообщить графу о рождении сына. Брат слишком обожал сестру, чтобы возражать, хотя Фулберт, которому нужна была помощь в выделке пары выдровых шкур, не одобрял этой поездки.
Герлеве же не терпелось, и она беспокойно бродила по комнате, когда Вальтер вернулся из Руана. Едва он вошел, как сестра набросилась на него, задавая дюжину вопросов одновременно и удивляясь, почему брат отсутствовал так долго.
— Нелегко было добраться до милорда графа, — спокойно объяснил Вальтер. — В руанском замке вокруг него так много знатных сеньоров, да и пажи не хотели меня пропускать.
