Елизавета Дворецкая - Сокровище Харальда
— Когда жалкий хвост селедки нам подается как великая милость Божия!
Варяги дружно зашумели, и даже кмети русской Ярославовой дружины гудели, выражая понимание и сочувствие. В эту пору славяне готовились отмечать весенние праздники в честь Ярилы, варяги — Праздник Дис, и если на это время приходился пост, в который привычная гульба и пирование не дозволялись, дружины шумно возмущались новым порядком.
— Ты еще не так стар, Сэмунд, чтобы потерять память! — заметил князь Ярослав Владимирович. Он и, правда, был скуповат, но свои обязательства всегда выполнял честно. — Вы получаете дом, содержание и эйрир серебром в год, не считая доли в добыче. А в прошлом году…
— Разве мы мало приносили тебе добычи в прежние годы? — перебил его не собиравшийся сдаваться Ульв. — Ты мог бы завесить коврами весь наш дом! И если удача покинула тебя и с тобой мы не одерживаем побед, то нам придется поискать себе другого вождя!
Князь Ярослав нахмурился: он же, выходит, еще и виноват во всем! Но Ульв был пьян, как и все, кто нестройным хором его поддерживал. Ярослав, от природы легко возбудимый и гневливый, с возрастом приобрел способность сдерживать первый порыв и действовать не раньше, чем все предстоящие шаги, а также их возможные последствия будут продуманы. Его многому научили события почти тридцатилетней давности, когда он ночью перебил обидевших его новгородцев, а уже наутро, получив вести из Киева, вынужден был, чуть ли не на коленях слезно умолять Новгород простить его и поддержать в борьбе с братьями.
А ведь причиной той давней ссоры стали варяги! Варяжские наемные отряды, которые порой причиняют столько неприятностей, но без которых он не мог обойтись.
Легко управлять дружиной тому, кто сам бьется в первых рядах! Иные вожди не держат под своим началом бойцов сильнее себя и живут спокойно. Варяги часто смеются между собой, что, дескать, если Ярослав конунг последует примеру тех вождей, то в дружину ему придется набирать только хромых, слепых, одноруких и прочих увечных. Хорошо же будет воинство, со смеху можно помереть! Верные люди доносили ему об этих разговорах, но Ярослав не находил в них ничего смешного. Ему с детства не повезло со здоровьем. Среднего роста, не отличавшийся могучим сложением, он к тому же ухитрился вывихнуть правое бедро сразу, как только начал учиться ходить! Неотвязная боль в правой ноге стала, чуть ли не первым его осознанным впечатлением в жизни. Ведуньи помогли, ходить он все-таки смог, но хромота мешала во всем. Когда Владимировых сыновей начали обучать обращению с оружием, Ярослава одолевали не только старшие братья, но и младшие. Самолюбивый и раздражительный, он не терпел насмешек и лез в драку, даже зная, что победить не сумеет. И со временем привык к мысли, что к победе его приведут иные пути… Силой Ярослава стали наемные варяжские дружины. Уже, будучи зрелым мужчиной, при осаде Киева печенегами он был ранен стрелой опять-таки в правое колено и с тех пор не мог обходиться без посоха.
К тому же теперь князь был не молод — как-никак заканчивался шестой десяток, — и ему приходилось смиряться с тем, что дружину, оплаченную его деньгами, водит в бой кто-то другой. И нередко этот другой пытался присвоить право ею распоряжаться. Как вот Ульв! Конечно, у Ярослава подрастали сыновья, но кто-то же должен сидеть в Новгороде и других городах. Да и не желал князь еще при жизни отдавать дружину в руки сына. Наемника, в конце концов, всегда можно прогнать… пока он не слишком обнаглел и не прогнал тебя самого. Удивительно, но иные серьезные дела порой решались, как в той детской басенке про лису и лубяную избушку зайца. Иначе как бы датчанин Рюрик захватил власть над приладожскими, а потом и приильменскими словенами и стал первым в череде русских князей?
Однако князь Ярослав Владимирович не любил варягов. Они — меч обоюдоострый: никогда не угадаешь, о какую сторону порежешься. Они дали ему возможность бороться и с собственными братьями, и с польским королем Болеславом — бороться, победить и стать одним из сильнейших государей христианского мира. Но он помнил, что его собственные предки — как по отцу, так и по матери — когда-то пришли на Волхов, Ильмень и Полоту как предводители наемной дружины. И как знать, не таятся ли в лохматой голове Ульва, за его широким, обветренным, изрезанным глубокими морщинами красным лбом замыслы стать новым Рюриком, новым Рогволодом?
Но, несмотря на все эти безрадостные мысли, лицо князя Ярослава оставалось спокойным и выражало уверенное превосходство: дескать, что взять с человека, который едва стоит на ногах!
— Сегодня, Ульв, лучшим вождем для тебя будет крепкий хороший сон! — со снисходительным сочувствием сказала княгиня Ингигерда. — И хотя ваш грид не так хорош, как палаты императора в Миклагарде, он еще вполне пригоден для того, чтобы дать приют усталым бойцам!
— Как говорится, пьяный не знает, что делает! — вздохнул Бьёрн сын Тородда, один из сотников варяжской дружины.
Князь Ярослав искоса посмотрел на него. Он знал и другую пословицу: «Что у трезвого на уме…»
Наутро после этого пира Елисава, старшая из трех дочерей Ярослава Владимировича, зашла в горницу за матерью, чтобы вместе идти в церковь. Вторая дочь, Предслава, была скорее ленива, чем благочестива, и после пиров всегда спала долго; самая младшая, двенадцатилетняя Прямислава, еще одевалась. Перед дверью княгининой спальни боярыня Мария Держиславна, жена тысяцкого Бранемира, поднялась ей навстречу и замахала руками:
— Погоди, Ярославна! Князь там. Слышно, гневается. Не ходи, погоди.
Елисава легонько отодвинула ее, подошла к двери вплотную и прислушалась. Сквозь резную дубовую дверь слов было не разобрать, но она хорошо слышала, что голос отца звучит резко и раздраженно. На людях князь Ярослав всегда сохранял невозмутимость, но перед женой не имел нужды притворяться. Княгиня Ингигерда была очень сильной женщиной, умной, гордой, властной, изобретательной и отважной. Ни в молодости, ни теперь она не пряталась за мужнину спину и в случае надобности прекрасно могла бы сама управлять любой державой. Норманны, бывавшие на Руси, потом рассказывали дома, что все важные дела в Киеве решает королева Ингигерд и ее приближенные. Конечно, они преувеличивали, но княгиня действительно выступала первым советчиком мужа.
Сейчас она что-то отвечала Ярославу, невозмутимо и уверенно, как обычно. Она-то никогда не выходила из себя. Все дочери, да и сыновья тоже, считались с ней даже больше, чем с отцом, потому что поддержка матери всегда обещала успех. Князь Ярослав, одержавший немало побед над внешними врагами, у себя наверху, в жилых горницах, зачастую уступал жене и детям, лишь бы сохранить мир в семье. Ведь что он без своей семьи, где найдет союзников, если рассорится с ней? С молодости он хорошо помнил, какое страшное зло несут семейные раздоры: грех братоубийства, войны и разорение земли. Он не желал такой участи своим сыновьям и даже соглашался терпеть поражения на «домашних тингах», лишь бы его дети оставались дружны между собой.
