Тамара Лей - Проклятие любви
Собрав все свое мужество, Райна взглянула в лицо грозного сэра Анселя:
— Да, это я его убила!
Тот недоверчиво хмыкнул:
— А где твое оружие?
«Кинжал… где же он?» — растерянно подумала девушка. Опустив глаза, она стала внимательно осматривать дорогу, но лишь опустившись на колени, на ощупь отыскала кинжал с искусно вырезанной рукоятью. Она протянула его сэру Анселю. Кинжал был в грязи и крови:
— Вот чем я его убила, Бог — свидетель.
Она призвала в свидетели самого Господа, надеясь потом вымолить у него прощение за вынужденную ложь. Но все это еще больше разозлило сэра Анселя. Он ударил саксонку по руке, а кинжал бросил в мокрую, прибитую ливнем траву.
— Ты лгунья и шлюха! — зло крикнул сэр Ансель. — Это сделал саксонский трус Эдвин!
Райна стояла, поддерживая руку, по которой ударил норманн: боль пронзала кисть. Уж не сломал ли он ее? Спутник Анселя сэр Гай поднял с земли кинжал, долго вертел его в руках, рассматривая. Потом пытливо поглядел в глаза девушки, которая отвела взор в сторону.
— Так это был Эдвин? — снова спросил сэр Ансель.
Она покачала головой:
— Нет, я ненавидела Томаса и…
— Погодите! — крикнул Кристоф.
Он слез с седла и, хромая, подошел к девушке:
— Леди Райна, вы говорите неправду.
Она не решалась взглянуть в добрые глаза юноши, умоляющие открыть истину:
— Я виновата!
Вот это отчасти было правдой: ведь она не назвала человека, метнувшего кинжал в Томаса. Схватив Райну за волосы, сэр Ансель запрокинул ей голову:
— Справедливость восторжествует, Кристоф!
— Пусть же она торжествует сейчас, — попросила Райна, — и покончим с этим.
Сэр Ансель осклабился:
— Искушение, конечно, велико. Но для таких, как ты, это слишком легкая смерть. Всему свое время. Придет час — и ты будешь страдать так же, как Томас. Тебя ждет медленная и мучительная смерть.
Райну охватила дрожь — то ли от страха, то ли от того, что холодно стало в платье, мокром после дождя. Унять эту дрожь никак не удавалось.
— Делайте со мной что хотите, — проговорила она сквозь стиснутые зубы, — чему быть, того не миновать.
— Для саксонки — смелые слова, — язвительно заметил сэр Ансель, — посмотрим, как ты запоешь в темнице.
С этими словами он толкнул ее. Девушка не удержалась на ногах и упала на землю. Она лежала в грязи, не шевелясь, и молила: «Боже, будь милосерден ко мне!»
Кристоф помог ей подняться:
— Леди Райна…
— Не называй ее так, мой мальчик! — возразил сэр Ансель. — Она не была леди и никогда ею не будет.
— Она должна была стать женой моего брата, — напомнил ему юноша.
— Да, но Томас — болван, если думал, что ей можно верить. Посмотри на него, — рыцарь махнул рукой в сторону огромного жеребца, на спину которого двое рыцарей укладывали тело Томаса, — и теперь он мертв, мой мальчик. Мертв!
Отвернувшись, Кристоф боролся с подступившими к горлу рыданиями. Подбородок его дрожал. Юноша не хотел, чтобы воины видели его плачущим: за такую слабость рыцари станут презирать. Он обязан быть сильным. После смерти Томаса все заботы о замке и примыкающих к нему владениях лягут на него — человека, который незнаком с военным искусством и чей служебный опыт ограничивался тем, что он был пажом у брата. Кристоф вовсе не имел охоты становиться хозяином Этчевери: ведь это неминуемо сопряжено с борьбой за власть. Но и выхода другого, похоже, нет. Из четырех сыновей леди Пендери остались только двое — он и старший брат.
— Максен, — пробормотал Кристоф.
У старшего брата своя жизнь. Если бы он был здесь, то как раз ему по праву и должно принадлежать Этчевери. Но захочет ли он откликнуться на зов, приехать сюда и остаться?
Одинокая фигура поднялась с каменных плит. Демоны, гнездившиеся в душе, успокоились, напряжение спало, и человек, подняв голову с тонзурой, взглянул с надеждой на святые реликвии — единственные свидетели его усердных молитв.
— Ответь мне, Боже! — спокойно проговорил он.
Втайне он надеялся дождаться ответа, поэтому не спешил уходить, но ответа не последовало. И опять нахлынули воспоминания, терзая его. Похоже, Бог еще не готов простить его за жестокость. Монах вышел из церкви. Завтра все это повторится. И так будет каждый день. Когда-нибудь наступит час — и душа его обретет равновесие, в ней поселится мир, вытеснив муки и страдания.
Не обращая внимания на холодный, пронизывающий ветер, предвестник зимы, человек, не надевая капюшона, пошел к келье, намереваясь погрузиться в чтение святого писания. Но по дороге его остановил брат Алфред, плотно закутанный в плащ с накинутым на голову капюшоном.
— Брат Максен, к тебе прибыл гонец из Этчевери, — глухо проговорил он.
Максен нахмурился: «Что там случилось? Зачем Томас послал за мной?». Последние два года из замка — ни слуху ни духу. Родня исполняла приказ, отданный им перед уходом в монастырь.
Что заставило брата нарушить обет?
— Гонец у гостиной! — добавил брат Алфред.
Когда стоявший спиной посланец, заслышав шаги, повернулся и взглянул в лицо монаху, Максен от удивления чуть не наступил на подол своей длинной рясы.
— Гай! — пробормотал он, узнав человека, с которым когда-то сражался бок о бок.
— Кто же еще может быть? — горько усмехнулся тот.
Шагнув вперед, Гай хлопнул Максена по плечу:
— Я рад тебя видеть!
Напрягшись, Максен отпрянул в сторону:
— Что тебе надо?
Такой холодный прием обескуражил Гая, но он быстро справился со своим чувством:
— Давай войдем в гостиную и поговорим.
Монах прищурился:
— Что-то случилось в Этчевери?
Гай кивнул:
— Дело серьезное, Максен. Иначе бы я не приехал.
— Тебя послал Томас?
— Нет, Кристоф.
«Кристофу сейчас… четырнадцать лет. Значит, с Томасом приключилась беда», — подумал он.
— Что с Томасом?
Гонец ответил не сразу, безуспешно пытаясь подобрать слова, которые бы смягчили ужасную, весть:
— Томас убит.
Максен неотрывно смотрел на него.
— Убит! — как-то безучастно повторил он. Вот и еще один брат отправился к праотцам.
Воспоминания, от которых он хотел избавить память, вновь ожили. Опять и опять Пендери видел цветущий луг Сенлака, волею судьбы ставший полем брани. Стройные ряды закованных в доспехи рыцарей оглашали округу своим боевым кличем: «С нами Бог!» А саксы кричали: «Святой крест!» Монах снова ощутил запах крови и жар, исходящий от людского множества. И тогда взору его предстал Нильс…
Не без труда вырвался Максен из плена воспоминаний. Брат Нильс погиб, а теперь и Томас. Остались они с Кристофом вдвоем… Отвернувшись от Гая, монах прикрыл лицо рукой:
