К. У. Гортнер - Откровения Екатерины Медичи
…Я стою, невидимая, среди совершенно незнакомых людей. Они плачут. Я вижу, как по их лицам текут слезы, но причитаний не слышу. Передо мной кровать, задернутая пологом и задрапированная черным. Я мгновенно осознаю, что на ней лежит нечто ужасное, такое, чего мне не следует видеть. Пытаюсь отступить, однако ноги сами несут меня к этой кровати, медленно и неуклонно, как бывает в кошмарном сне. Та же неведомая сила принуждает меня протянуть распухшую, покрытую пятнами руку, которую я никак не могу признать своей собственной, раздвинуть полог — и открыть…
— Боже мой, нет! — вырвался у меня душераздирающий крик.
Меня обхватили руки тетушки, ее ладонь лихорадочно гладила мой лоб. Я лежала на полу, живот терзала непереносимая боль, а рядом валялись комки перепутанных ниток и пяльцы с вышиванием.
— Екатерина, дитя мое… — шептала тетушка. — Ох, только бы опять не лихорадка…
Странное ощущение, будто я выскользнула из собственного тела, начало понемногу блекнуть, и я усилием воли вынудила себя сесть.
— Не думаю, что это лихорадка, — проговорила я. — Мне привиделся человек, лежавший мертвым на кровати. Это было как взаправду, тетя, и мне… стало так страшно!
— Видение… — прошептала тетушка, неотрывно глядя на меня, словно произошло то, чего она давно страшилась.
Затем она слабо улыбнулась и протянула мне руку, помогая встать.
— Пойдем, дорогая, на сегодня достаточно. Давай-ка и в самом деле прогуляемся. Завтра мы посетим Маэстро, он наверняка знает, что делать.
Глава 2
Камеристка разбудила меня незадолго до рассвета. Завтрак состоял из хлеба и сыра, с которыми я расправилась вмиг, а потом она облачила меня в простое платье, подвязала лентой мои густые каштановые кудри, набросила на плечи плащ с капюшоном и почти вытолкала во внутренний двор. Там ждали тетушка Кларисса и рослый слуга, обычно сопровождавший ее, когда она отправлялась по делам.
Я была в восторге, что наконец-то выберусь в город, однако полагала, что нас повезут в закрытом паланкине. Не тут-то было: тетушка подняла капюшон, крепко взяла меня за руку и увлекла к воротам, которые выходили на Виа Ларга. Лакей следовал за нами.
— Почему мы идем пешком? — спросила я, хотя в глубине души считала, что таким образом глазеть по сторонам будет гораздо занятнее, нежели из-за занавесок в паланкине.
— Я не хочу, чтобы нас узнали. Мы — Медичи, и встреча с нами неизбежно вызовет толки. Незачем всей Флоренции знать, что госпожа Строцци водила племянницу к ясновидцу. — Пальцы ее крепче стиснули мою руку. — Понимаешь? Пускай Руджиери прославился своим даром, однако же он всего лишь крещеный еврей.
Я неуверенно кивнула. Тетушка довольно часто обращалась к Маэстро, дабы он изготовил какое-нибудь зелье; он даже помог излечить меня от лихорадки, но лишь сейчас меня осенило, что я так ни разу и не видела его самого. Неужели его визитам мешало то, что Маэстро — еврей?
Мы двинулись по Виа Ларга. С тех пор как я три года назад приехала во Флоренцию, мне довелось покидать палаццо ровно четыре раза, и посещала я только Дуомо.[1] В те дни меня окружала и ограждала от мира многочисленная свита, будто прикосновение к толпе могло повредить моему здоровью. Сейчас, когда тетушка вела меня в город, я чувствовала себя узницей, освобожденной после долгого заточения.
Восходящее солнце заливало город шафрановым и розовым светом. В жилых кварталах, окружавших палаццо, и по сию пору стоял тяжелый дух ночных кутежей. Мы пробирались по узким закоулкам, старательно обходя лужи помоев. Мне отчаянно хотелось задержаться хоть на минутку, полюбоваться на статуи, мелькавшие в нишах по обе стороны улочек, поглазеть на чеканные барельефы на вратах баптистерия и облицованный фасад Дуомо, но тетушка неумолимо влекла меня вперед, обходя людную рыночную площадь по глухим проулкам, где чахлые домишки кренились друг к другу, словно престарелые дерева, заслоняя утренний свет.
Я заметила, что тетушкин лакей как бы невзначай положил руку на рукоять кинжала в ножнах у пояса. Здесь было гораздо темнее, воздух был пропитан густой вонью испражнений. Держась поближе к тетушке, я косилась на тощих ребятишек, которые носились по закоулкам вперегонки с собаками, худыми, как скелеты. Сгорбленные старухи в потрепанных шалях, кое-где сидевшие в дверях лачуг, провожали нас внимательными взглядами. Сделав несколько головокружительных поворотов, мы в конце концов оказались перед дощатым домом, таким ветхим, что казалось, он вот-вот рухнет. Здесь тетушка остановилась, и лакей требовательно постучал в покосившуюся дверь.
Дверь распахнулась, и на пороге показался стройный мальчик с растрепанными волосами и сонными карими глазами.
— Герцогиня, я Карло Руджиери. — Увидев нас, он отвесил низкий поклон. — Отец ожидает вас.
— Ступай. — Тетушка сунула мне в руку полотняный мешочек, и я озадаченно взглянула на нее. — Ты должна повидаться с Маэстро с глазу на глаз. Когда он закончит, заплатишь ему.
Я заколебалась, и тетушка подтолкнула меня:
— Ну же, не мешкай. Времени у нас немного.
Карло, по всей вероятности, был старшим из сыновей Маэстро; из-за его спины застенчиво глазел на меня мальчик поменьше. Заметив его, я неуверенно улыбнулась, и малыш тотчас приблизился и ухватился пухлой ручонкой за мои юбки.
— Это Козимо, мой младший брат, — пояснил Карло. — Ему четыре года, и он любит сладости.
— Я тоже люблю сладости, — сказала я, обращаясь к Козимо, — только сегодня у меня нет с собой ничего такого.
Мой голос явно понравился малышу; он вцепился в мою руку, и Карло повел нас в сумеречную глубь дома, наполненную странным острым ароматом. На стопке заплесневелых пергаментов лежал пожелтевший череп; мельком глянув на него, я вслед за Карло начала подниматься по скрипучей лестнице. Пряная смесь ароматов становилась все сильнее; я различила запахи камфары, некоторых трав и паслена, что невольно напомнило мне осень — время, когда режут свиней.
— Папа, пришла госпожа Медичи! — крикнул Карло и распахнул передо мной дверь в тот самый миг, когда я поднялась на лестничную площадку. — Он хочет говорить с тобой наедине, — сказал он и добавил, обращаясь к брату: — А теперь, Козимо, отпусти ее.
Надувшись, малыш выпустил мою руку. Я расправила плечи и вошла в кабинет Маэстро.
Здесь было очень светло — это первое, что я заметила. Столбы света падали сквозь решетку в высоком неоштукатуренном потолке, озаряя комнату, которая оказалась немногим больше моей спальни в палаццо. Вдоль стен выстроились шкафы, битком набитые книгами и стеклянными банками, в которых плавало нечто бесформенное. В углу, возле крытого бронзой стола, высилась гора подушек. Изрядную часть помещения занимала большая мраморная плита на козлах. Я опешила, увидав, что на плите лежит полуприкрытое простыней человеческое тело.
