Кэтлин Вудивисс - Навсегда в твоих объятиях
— Неужто устали, боярышня? — насмешливо улыбаясь, осведомился Иван Воронской.
Зинаида несколько раз моргнула, пытаясь сосредоточить взгляд на человеке, который, не спрашивая ее согласия, навязался ей в провожатые и в некотором роде временным защитником. Видимо, судьбе было угодно посмеяться над Зинаидой, вверив ее жизнь в руки незнакомого человека, в котором она с первого взгляда увидела то ли польского подсыла, то ли недобитого фанатика Сигизмундовых иезуитов. Речи этого самозваного священника и грамотея все сильнее подтверждали справедливость ее догадок, и Зинаида насторожилась.
— Мне жарко, и я совсем грязная, — раздраженно вздыхая, пожаловалась она. — Эта безумная скачка окончательно меня вымотала. Мы даже лошадей-то меняли на каждой яме, чтобы не загнать. А сами за три дня так и не отдохнули ни разу. Как же тут не устать?
Сидевшая рядом с ней Эли Маккабе беспокойно пошевелилась, безмолвно подтверждая слова своей госпожи. И действительно, престарелая служанка казалась сейчас куда старше своих шестидесяти двух лет. Впрочем, Зинаида понимала, что и сама выглядит не лучшим образом.
— Княгиня Анна мешкать не велела, — строго сообщил Зинаиде их провожатый. — И чтобы уважить ее, а также волю его царского величества, нам должно повиноваться.
В раздражении от его безупречной логики, Зинаида быстро провела тонкими пальцами по своему пышному рукаву и тут же сморщила прекрасный прямой нос, потому что целое облако пыли моментально поднялось с поверхности ткани. В свое время она заказала это темно-зеленое, с черными полосками, дорожное платье во Франции по весьма сходной цене. Даже надеясь обнаружить в княгине Анне большую терпимость к иноземным фасонам, чем успел продемонстрировать Иван Воронской, Зинаида уже сомневалась, что после столь изнурительного путешествия ее платье будет хоть на что-то похоже.
Подняв глаза на своего попутчика, она увидела, что тот снова насмешливо ухмыляется. Но, в конце концов, ее это не удивляло. Едва разместившись на противоположном сиденье экипажа, сухопарый Иван Воронской принялся то и дело бросать на Зинаиду и ирландку самые недовольные и критические взгляды. Вот и сейчас, исполненный благочестия, он смотрел, вытянув в их сторону длинный тонкий нос, а у Зинаиды складывалось впечатление, что он считает их обеих круглыми дурами.
— Не соблаговолите ли назвать причины, кои вынуждают нас путешествовать именно таким образом, сударь? — заговорила Зинаида. — Ведь если бы мы выезжали с вечера, как предлагал майор Некрасов, то миновали бы самую жару и, возможно, наглотались бы меньше пыли.
Темные глаза Ивана вмиг сделались холодными:
— Ночь принадлежит дьяволу, сударыня. Барышням следует сидеть дома, когда по земле бродят злые духи.
Зинаида закатила глаза, моля небеса послать ей еще хоть немного сил, чтобы вынести этого самовлюбленного типа. Видно, ему и в голову не приходило, что им и так приходится терпеть настоящие адские муки.
— Не мудрено, почему вы настаиваете, чтобы мы не ехали по земле, а летели по небу, точно ангелы. Приходится признать, что в этом вы разбираетесь куда лучше нас, скудоумных.
Ее неприкрытая ирония спровоцировала Воронского говорить еще язвительнее, но все же он снизошел до объяснений:
— В Москве ходят слухи, что в здешних местах рыскает шайка разбойников. А поскольку убийцы и грабители нападают под покровом темноты, то намного благоразумнее ехать именно в дневные часы. Так мы вернее не попадем в засаду.
— Да, вот это и впрямь мудрое решение, — сухо отозвалась Зинаида, — если только мы переживем это невыносимое пекло.
Иван заносчиво задрал подбородок и окинул боярышню холодным, отчужденным взглядом:
— Позволю себе заметить, сударыня, в том, что вам жарко, целиком повинно ваше необычное одеяние. Простой сарафан был бы куда удобнее, да к тому же русской девушке и пристало носить более скромные наряды.
— Наверное, — вздохнула Зинаида, заставляя себя отказаться от спора.
Обыкновенный сарафан, свободно ниспадающий от плеч до самого пола, действительно гораздо лучше скрывал бы ее фигуру, но все то, что надевают поверх густо расшитого богатыми узорами платья и под него, могло ее просто задушить.
— Я много раз бывала за границей и успела привыкнуть к модам французского и английского дворов. Почему-то до сих пор мне не приходило в голову, что кто-нибудь может счесть эту одежду оскорбительной.
— Значит, вы глубоко ошибались, боярышня, — энергично возразил Воронской. — Действительно, не обладай я выдержкой святого, я уже давно позабыл бы о тех обязанностях, которые возложила на меня княгиня Анна, и даже нашел бы для себя иное средство передвижения. Честно говоря, я ни разу не видел русской девицы, которая согласилась бы носить столь непристойные заморские наряды.
Сегодня эти нескончаемые придирки раздражали Зинаиду не меньше, чем в тот день, когда Иван Воронской впервые выразил ей свое отвращение по поводу заморского платья. А случилось это, как только он переступил порог ее дома. Несомненно, если бы наряд Зинаиды оказался под стать его скромным черным одеждам, то она удостоилась бы более милостивой оценки этого человека.
— Ох, сударь, — с едва сдерживаемым гневом осмелилась вступить в разговор Эли Маккабе, — я, конечно, понимаю, что, ни разу не взяв риск поехать за пределы вашего страна, вы не сумели расширить вашего кругозора и узнать, что считают прилично за морем. Так не мешало вам меня послушать. Там — совершенно иной мир. Уж вы бы точно поразились, когда увидели, как свободно самые высокородные девицы прогуливаются и беседуют у всех на виду с мужчинами, которые не являлись ни их близкими родственниками, ни монахами. Возьмите, к примеру, Королеву Елизавету, упокой Господи ее душу. Никому и в голову не пришло запереть ее в терем или заключить в замке в женской компании и только с некоторым числом священников. Так вот, представьте, что вокруг такой королевы всегда много прекрасных и самых благородных лордов, и ни один из подданных не почитал ее развращенной!
— Омерзительное поведение! — Иван моментально ухватился за новый повод для недовольства. — Теперь мне ясно, что после стольких визитов госпожи Зинаиды в этот Содом мои попытки наставить ее на путь истины окажутся тщетными.
Как бы ни забавлялась Зинаида, слушая подшучивания Эли над Иваном, при последних его словах все веселье точно рукой сняло. Вмиг ощетинившись, она уже обдумывала, как бы получше дать ему отпор, но уязвленная Эли сама бросилась на защиту своей госпожи.
— Как будто мой кроткий агнец становился меньше невинный, чем всегда бывало! — Старушка беспокойно подпрыгивала на своем месте, с каждым мгновением все сильнее раздражаясь. Ведь она растила девочку с колыбели, и нынешние намеки этого святоши не на шутку оскорбили ее чувства. — Будет то здесь или там, сударь, могу вас заверять, что ни один мужчина когда-нибудь не посмеет своенравно уличать моя госпожа.
