Сири Митчелл - Словно распустившийся цветок
Адмирал снял свой серый цилиндр и, водворив его на сгиб локтя, в упор поглядел на меня.
– Выходит, что статья становится непроходной только потому, что ее написала женщина? К чему продолжать эти бессмысленные попытки?
Отец с дядей обменялись взглядами. Я же развернулась и вышла из прихожей в малую гостиную, намереваясь вернуться к своей иллюстрации.
Адмирал прошагал в комнату вслед за мной. Его расчесанные на прямой пробор волосы отливали тусклым блеском стали. Одежда была накрахмалена и отутюжена, а сапоги надраены до состояния зеркала… в отличие от моего отца, который выглядел как его полная противоположность. Если в папином облике что-либо и сверкало, так это только стекла очков. Волосы его были неопределенного каштанового оттенка с проседью, домашняя куртка измята, а брюки пузырились на коленях. Что до сапог, то их не было вовсе – он стоял перед нами в одних носках.
Адмирал тем временем с непроницаемым выражением лица разглядывал диван зеленого бархата и стол, которые по обыкновению были завалены книгами, образцами растений и грудами бумаг. Я была совершенно уверена в том, что от его взгляда не укрылась пыль, тонким пушистым слоем покрывавшая все вокруг, хотя вслух он ничего не сказал. Дядя ограничился тем, что, ступая по протертому до дыр ковру, прошагал к камину и взмахнул своим цилиндром в нашу сторону.
– Забавно, что ты сама заговорила об ограничениях, которые налагает на тебя принадлежность к женскому полу, Шарлотта. Я пытался убедить твоего отца в том, что он поступает несправедливо, держа тебя здесь взаперти и потакая тебе в твоей одержимости коллекционированием.
– И вовсе он не держит меня взаперти…
– Ботаника – приятное времяпрепровождение, которое разделяют многие девушки твоего поколения. – Он стал расхаживать взад и вперед перед забитым сажей камином. Откровенно говоря, еще минувшей зимой я должна была распорядиться почистить его. Но, заметив, что на носу снова осень, я решила, что зола с таким же успехом может остаться там, где пролежала все лето. – Нам внушали, что изучать творения Божии заслуживает похвалы. Хотя, пожалуй, всем было бы лучше, если бы мы стали умолять Господа спасти нас от благих намерений тех, кто полагает себя кладезем добродетельности. Но ты могла бы заметить, что даже те, кто страстно привязан к растениям и цветам, не пренебрегают возможностью подыскать себе супруга и насладиться радостями семейного счастья и материнства, коими одарил нас Творец. Если ты желаешь найти себе занятие, более приличествующее твоему полу, если хочешь изведать все, что готова предложить тебе жизнь, то, быть может, тебе стоит задуматься над моими словами.
Похоже, дядюшка изрядно заблуждался насчет меня. Он вбил себе в голову, что должен сделать для меня то, чего не смог сделать для моей матери. Он талдычил одно и то же из года в год с тех самых пор, как мы переехали в Оуэрвич. Сегодня его речь показалась мне ничуть не более привлекательной, чем ранее.
Я присела перед мольбертом, а он продолжал:
– Смею ли я надеяться, что ты готова отложить эти забавы и исполнить то, что уготовано тебе от рождения? Замужество. Материнство.
Я покосилась на отца, но тот упорно избегал моего взгляда. Почему мой ответ в нынешнем году должен отличаться от прошлогоднего? Замужество и все, что с ним связано, не имело никакого отношения к субантарктическим островам и распространению растений. Впрочем, если БАСН окажется права, то я не буду иметь никакого отношения к островам и распространению.
– Если я действительно выйду замуж, как вы советуете, то кто же будет вести корреспонденцию отца и разбираться со счетами? Кто будет иллюстрировать его книги? И классифицировать его образцы? – Короче говоря, кто будет делать все то, чем долгие годы занималась я?
– Но ты не можешь и далее сидеть здесь затворницей, полагая себя свободной от величайшего Господнего предназначения.
– Работа моего отца очень важна. Так почему же я не могу посвятить себя ее успеху? Или моему собственному?
Отец откашлялся.
– Твой дядя всего лишь хочет сказать… Он сумел заставить меня понять… что я пренебрегал тобой непозволительно долго. Мы думаем только о твоем счастье.
– О моем… счастье? – Ранее чье-либо счастье его ничуть не интересовало. Его привлекали лишь лилии да орхидеи, листочки да лепесточки.
Адмирал ласково улыбнулся мне, гулко шлепнув по донышку своего цилиндра.
– Видишь? Мы всего лишь беспокоимся о твоем будущем.
Мы? Выходит, отныне они объединили усилия? Я тряхнула головой, намереваясь возобновить свою работу, но поняла, что мне нужно перо. Подойдя к столу, стоявшему в центре комнаты, я выдвинула ящик в надежде найти его, но обнаружила лишь карманное увеличительное стекло да груду образцов и принялась выкладывать их на стол.
– Чего же вы от меня хотите? – Куда я задевала перо?
Адмирал осторожно взял в руки отложенную мной кисточку.
– Чтобы ты начала вести себя так, как подобает любой девушке из общества. Как подобает каждой девушке из общества! Тебе не кажется, дорогая, что пришло время оставить свои детские забавы?
– Детские… – Если адмирал называет мою работу «детскими забавами», то, значит, он придерживается такого же мнения и в отношении отца, поскольку мы с ним занимаемся одним и тем же.
– Это не детские забавы. – Отец забрал у адмирала мою кисточку и вернул ее на мольберт. – В настоящее время Шарлотта выполняет одну весьма интересную работу. Не представляю, почему БАСН отказалась публиковать ее.
– Поскольку они, похоже, разделяют точку зрения адмирала. – Я выдвинула еще один ящик. Вот оно! Я схватила перо.
– Я вовсе не хотел обидеть тебя, моя дорогая девочка. Я всего лишь хотел сказать, что ты должна оставить в прошлом занятия, недостойные твоего… твоей… – Он поморщился. – Я всего лишь хотел сказать, что чрезмерное увлечение… Кстати, над чем ты сейчас работаешь?
– Ranunculus[5].
– …что чрезмерное увлечение Ranunculus – не совсем подобающее занятие для тебя, ты не находишь?
– Не совсем подобающее? – И он еще смеет рассказывать мне о том, что считается подобающим, а что – нет!
– Для девушки твоего положения.
– Моего положения? И каково же мое положение?
– Твоего возраста. Оно не подобает девушке твоего возраста. Надеюсь, ты задумаешься над этим, моя дорогая. Из собственного опыта могу сообщить тебе, что, откладывая что-либо чересчур долго, можно так и не приступить к его осуществлению.
Жаль, что у него никогда не было ни супруги, ни детей. Тогда бы он имел прекрасную возможность осчастливить своей заботой их, а не меня.
