Карин Монк - Чужая вина
— Они пытались убить меня! — настаивал тюремщик, изо всех сил стараясь выглядеть едва избежавшим смерти. — Набросились на меня, как пара диких зверей, — хорошо, если я не сломал себе руку. — Он потер локоть, очевидно, надеясь вызвать к себе сочувствие.
— А почему они так поступили? — холодно осведомилась женщина.
Надзиратель пожал плечами.
— Я просто собирался отстегать плетью этого парня, а он внезапно пришел в ярость и…
— Отстегать этого мальчика?
Невозможно было понять, что сильнее звучало в ее голосе — ужас или гнев.
— Шериф приговорил его к тридцати шести ударам плетью, — объяснил Томпсон, словно это снимало с него и тюремщика всякую ответственность, — и к сорока дням заключения. Потом его отправят на два года в исправительную школу.
— За какое преступление?
— Он вор.
— В самом деле? — в голосе женщины звучали язвительные нотки.
Она развязала и откинула капор. Незнакомка оказалась куда моложе и красивее, чем думал Хейдон. Молочно-белое лицо с точеными чертами и большими темными глазами обрамляла пышная грива золотистых волос, которым были нипочем никакие булавки. Ее ослепительная красота выглядела в темной камере столь же неуместной, как яркий цветок, внезапно выросший в щели грязного пола. Не боясь испачкаться, она опустилась на колени рядом с Хейдоном и с беспокойством посмотрела ему в лицо, искаженное гримасой боли.
— Вы серьезно ранены, сэр?
Хейдон разглядывал ее в безмолвном восхищении. Девушку нельзя было назвать юной — судя по паутинке морщин вокруг глаз и на лбу, ей не меньше двадцати пяти, а может быть, и больше. И жизнь ее была нелегка.
Легкие тени под глазами и складка между бровями служили тому свидетельством — но чувствовалось, что тяжелые времена не убили в ней бодрости и жизнерадостности. В тот момент Хейдон больше всего на свете жаждал увидеть улыбку на ее прелестном лице и искорки веселья в блестящих глазах.
— Нет, — пробормотал Хейдон.
Он знал, что внутри истекает кровью, но это не имело значения. Умереть у ног очаровательного создания, взирающего на него с нежной заботой, было куда предпочтительнее, чем окончить жизнь на виселице под улюлюканье толпы.
Девушка положила руку на горячий лоб Хейдона. Мягкое прикосновение прохладной ладони наполнило его смутной надеждой. «Должно быть, это от жара», — подумал он. Никакой надежды для него не оставалось.
— Этот человек серьезно болен, — заявила девушка, не сводя глаз с Хейдона. — У него сильный жар, и его жестоко избили. Вы должны немедленно послать за врачом.
Тюремщик громко фыркнул, но Томпсон стал еще более учтивым, словно объясняя ее слова полным непониманием дел, которыми лучше заниматься мужчинам.
— К сожалению, мисс Макфейл, этого человека признали виновным в убийстве. Завтра его повесят. Он совершил тяжкое преступление, и до казни остается всего несколько часов. Согласитесь, я не могу требовать от тюремного хирурга осматривать его — тем более что он все равно не успеет воспользоваться благами предписанного ему лечения.
Хотя выражение лица девушки не изменилось, рука ее, лежавшая на лбу Хейдона, вздрогнула. Сообщение Томпсона произвело на нее впечатление. Она убрала руку, и Хейдон сразу же ощутил одиночество, как будто тонкая нить сострадания, связывающая его с ней, внезапно оборвалась.
— Нет! — в отчаянии воскликнул он, схватив ее за руку.
В глазах девушки мелькнула тревога. И немудрено. Что можно подумать, когда грязный, избитый заключенный, распростертый на полу промозглой камеры, по всей вероятности, больной и чуть ли не обезумевший, пытается силой кого-нибудь удержать? А если он пытается удержать женщину? Он закрыл глаза, все еще не отпуская хрупкого запястья девушки, но ей ничего не стоило освободиться.
Тем не менее девушка не двинулась с места, и Хейдон по-прежнему ощущал нежную и прохладную кожу ее руки.
— Я не убийца, — пробормотал он, сам не понимая, почему ему так важно убедить ее в этом.
Девушка пристально смотрела на него.
— Мне очень жаль, сэр, — тихо сказала она наконец, — но теперь это дело разберется между вами и богом. — Она осторожно высвободила руку. — Джек, ты не поможешь мне уложить этого человека на койку?
— Я отнесу его, — буркнул тюремщик.
— Благодарю вас, но думаю, будет лучше, если это сделаем мы с Джеком, — твердо произнесла девушка.
Джек послушно подошел к Хейдону. Вдвоем они подняли его и уложили на матрас, оставшийся от разломанной койки.
— Если вы не хотите звать врача, то позвольте мне прислать мою горничную позаботиться об этом человеке, — сказала девушка, расправляя складки грубого одеяла. — Неужели нельзя предоставить ему хоть какие-то удобства в его последний вечер.
Томпсон неуверенно потеребил свою жесткую седую бороду.
— Право, в этом нет необходимости…
— Если он не сможет стоять на ногах во время завтрашней казни, вы наверняка будете иметь неприятности, — заметила мисс Макфейл. — Пойдут разговоры о жестоком обращении с заключенным. — Она устремила осуждающий взгляд на тюремщика.
— Впрочем, я не вижу вреда в том, что ваша горничная нанесет ему визит, — смягчился Томпсон.
— Вот и отлично. — Сочтя, что сделала все возможное, чтобы облегчить участь Хейдона, она обратилась к пареньку: — Меня зовут Женевьева Макфейл, Джек, и я бы хотела поговорить с тобой…
— Я ничего не крал! — выпалил он.
— Меня не интересует, крал ты или нет.
В глазах Джека мелькнуло удивление, тотчас же сменившееся угрюмым равнодушием.
— Тогда что вам нужно?
— Я живу в Инверэри в одном доме с другими детьми, у которых, как и у тебя, бывали трудные времена…
— Я не ребенок, — грубо прервал он.
— Прошу прощения. Конечно, ты не ребенок. Тебе должно быть… сколько лет? Пятнадцать?
Джек выпрямился, довольный, что она преувеличила его возраст.
— Около того.
Женевьева кивнула, словно вполне удовлетворенная ответом.
— Меня интересует, Джек, не хотел бы ты, вместо того чтобы сидеть в тюрьме, а потом отравиться в исправительную школу, жить у меня дома, пока не истечет срок твоего приговора.
Джек прищурился.
— Вы имеете в виду как слуга? — в его голосе звучало презрение.
— Нет, — ответила она, нисколько не обескураженная явной враждебностью. — Но у тебя будут определенные обязанности, как и у всех остальных, кто там живет.
Он с недоверием посмотрел на нее.
— Какие обязанности?
— Тебе придется помогать готовить, стирать, убирать, ну и мало ли что там будет нужно по хозяйству. А еще ты будешь учиться читать, писать и считать. Ты ведь не умеешь читать, верно?
— Справляюсь, — кратко заверил он ее.
