Мэри Кайе - В тени луны. Том 2
Она все же подружилась с одним человеком, жившим в резиденции, Зеб-ун-Ниссой, девятилетней внучкой Акбар Хана, привратника. Нисса была худеньким маленьким существом, ее огромные глаза имели странный, невидящий взгляд, словно смотрели мимо людей, не видя их. Про нее говорили, что она обладает внутренним зрением, и остальные слуги побаивались ее.
Она была одинока и большую часть времени проводила среди корней большого баньянового дерева возле ворот резиденции, наблюдая за птичками и белками, которые совсем ее не боялись, ели из рук и склевывали зернышки прямо изо рта. Однажды рано утром Винтер заметила стайку зеленых попугаев, порхающих над корнями, и вышла посмотреть, что так привлекло их. Она остановилась поговорить с Ниссой, и они подружились.
Винтер попросила разрешения для девочки помогать по дому, чтобы выучить ее на горничную вместо Джохары, но предложение было отвергнуто, она подозревала, что главной противницей была сестра Джохары, Ясмин. Мать Ниссы, жалкого вида женщина, всегда казалась слишком довольной, а Акбар Хан низко кланялся и благодарил добрую леди-сахиб за ее интерес к его недостойной внучке, но выразил сожаление, что девочка оказалась недостаточно сильной для работы. Нисса не заходила в дом, но Винтер часто разговаривала с ней в саду, и они махали друг другу руками, когда Винтер проезжала мимо баньяна во время своих ежедневных верховых прогулок.
Ощущение своего несчастья за последние недели у нее несколько притупилось, и постоянно ноющая боль сменила саднящую рану в сердце. Вокруг была Индия, и только это совпало в ее мечтах с ожиданием. Она выезжала каждый вечер и рано утром, перед восходом солнца, проносясь галопом по равнине, вдоль берегов дальней реки, или скакала по мокрым от росы полям, слыша крик павлинов или перекличку стай диких гусей, летевших в небе в сторону Хазрат-Багха и Пари.
Сияние солнца над бескрайними равнинами и широкой рекой; тихая красота вечеров, когда солнце садилось с невероятной быстротой, окрашивая реку и длинные серебристые песчаные берега, город и равнину, и каждое дерево в теплые нежные абрикосовые тона; опаловые сумерки и звездная ночь, раскрывающая свои объятья, словно павлиний хвост, зеленая, голубая и фиолетовая, отсвечивающая последними искорками солнечного света, — это никогда не исчезающее очарование нового дня утешало и поддерживало Винтер.
Необъятная земля, широкая река и огромное небо казались ей бесконечно прекрасными. Простор успокаивал ее. Она как бы ощущала мировые пространства — тянущиеся до самых пустынь Биканера равнины, голубые воды Кейп-Коморин, джунгли и долины Непала; белые хребты Гималаев, где отдаленные тропинки вели в неизведанную страну Тибет, в Персию и на Памир, к огромным степям и озерам Центральной Азии — Кара-Корум, Гиндукуш, Тянь-Шань и Туркестан; Балхаш и Байкал; к снежным просторам Сибири и желтым пескам Китая. Здесь не давило на нее ощущение замкнутости пространства, которое она иногда испытывала за высокими стенами в Уэйре. Реки в милю шириной и огромные горные вершины казались меньшими барьерами, чем аккуратные изгороди Англии и форелевый ручей, отделяющий конюшни от парка.
И восточный фатализм также привлекал ее, а грязь, болезни и жестокость, являясь контрастом к природе, ни в коей мере не умаляли ее любви к этой земле. Город был уродлив, зловонен и полон картин, невероятных для европейского взгляда, и от глаз Винтер это тоже не ускользало. Но она любила город и в другом его проявлении. Разноцветный базар с горами фруктов, овощей и зерна. Сильный запах горчичного масла и масалы, мускуса, специй и гхи[1]. Гончарные и серебряные лавки. Лотки, с которых торговали стеклянными браслетами, такими тонкими и легкими, словно шелк, и хрупкими, словно сухой лист, сверкающими, переливающимися разноцветным огнем — красным, синим, золотым и ярко-зеленым. Магазинчики, где продавали шелк, с тюками, громоздившимися горами в тени. Шевелящуюся, толкающуюся толпу и огромных ленивых священных быков браминов, слоняющихся по узким улочкам и снимающих пробу прямо из корзин торговцев овощами.
Белых женщин нечасто можно было увидеть в городе, и только в тех редких случаях, когда они все же там появлялись в экипажах и в сопровождении белых мужчин. Но Винтер ездила с одним лишь Юзафом, сайсом, и поначалу толпа начинала хихикать, показывать пальцем и идти следом за ней, пялясь на нее и перешептываясь. Но она наведывалась в город так часто, что они просто привыкли к ней, а то, что она говорила на их языке с легкостью, редкой для сахиб-лог, способствовало установлению контактов. У нее появилось в городе много друзей и знакомых. Ее неожиданные приятели и странные знакомые наверняка ужаснули бы и вызвали бы неприятие у ее мужа, узнай он об этом. Но Конвей мало интересовался делами своей жены, не знал, да и не волновался о том, куда она ездила.
Алекс знал, и хотя поначалу его тревожило, что Винтер ездит так свободно и так далеко в глубь страны и в город, он решил, что ее чувство безопасности основано именно на таких знакомствах, и он снял скрытое наблюдение, поначалу установленное за ней.
Он тоже, когда не был в лагере, выезжал верхом каждое утро до восхода солнца, и Винтер иногда замечала его в отдалении, хотя и не догадывалась, что он выезжал, чтобы не терять ее из виду, боясь, чтобы с ней не случилось никаких неприятностей. Он слышал историю о кобре в ванной и сделал для себя определенные выводы. Та женщина из биби-гура, бывшая танцовщица, когда-то хвалившаяся огромным изумрудом Кишан Прасада, боялась конкуренции и сама или с помощью своих связей пыталась устранить соперницу.
Его полная беспомощность приводила Алекса в ярость, но он предпринял все возможные меры. Он поговорил с Иманом Баксом, зная его как союзника той женщины, и намекнул ему, что если с мем-сахиб еще что-нибудь случится или он услышит о том, что она заболела, поев какой-нибудь пищи, то головы некоторых слуг полетят с плеч и даже не поможет влияние комиссара.
— И думаю, всем известно, что я — человек слова, — тихо добавил Алекс. Иман Бакс, заглянув в эти безжалостные глаза, явно смутился и вместо того, чтобы протестовать против незаслуженных оскорблений, лишь пробормотал: «Это известно».
Но тот факт, что ничего больше не могло быть предпринято против невесты комиссара в стенах дома, не исключало подобной возможности в то время, когда она находилась за его пределами, и Алекс был недоволен, что ее муж разрешает ей скакать верхом целыми днями в сопровождении одного лишь сайса. Ему уже удалось устроить своего человека на этот пост. Когда рядом с ней был Юзаф, он был уверен, что ничего дурного с ней не приключится, и после этого Винтер уже редко видела его, выезжая на прогулку перед рассветом.