Барбара Картленд - Река любви
Унаследовав фамильный титул, он улучшил верховую охоту с гончими в своих поместьях, и принц Уэльский говорил, что предпочитает охотиться у него в Дарле.
Как бы многочисленны ни были интересы Счастливчика, он не прекращал поиски все новых и новых радостей жизни.
Кто-то однажды сказал о нем:
— Он как будто пытается обогнать время или найти то, что боится упустить, если не поспешит.
И теперь Миртли Гэрфорт, очевидно, пришла на ум эта же мысль, и она спросила:
— Чего ты ищешь в своей будущей жене, Счастливчик?
— Я не намерен жениться, — ответил герцог.
— Но рано или поздно тебе придется сделать это. Не забывай, что у твоего отца было четыре дочери, прежде чем появился ты.
— Мои родственники не позволят мне забыть об этом!
Сам же совершенно искренне подумал, что не стоит удивляться тому, как сильно баловали его в детстве.
Четыре сестры просто обожали Счастливчика. Что же касается его отца, то для него солнце и луна выходили на небо только ради его сына.
Он припоминал, как его мать говорила отцу, когда он был еще совсем маленьким:
— Ты не должен, слишком баловать мальчика. Если ты будешь во всем ему потакать, он станет невыносим, когда вырастет.
Однако большой ум герцога не позволил ему стать невыносимым.
Он хорошо понимал, что, благодаря счастливой судьбе, родился в семье, пользовавшейся уважением и восхищением всех, начиная с монарха. Даже королева, крайне критически относившаяся к знати, особенно к тем, кто окружал ее сына, не находила недостатков у четвертого герцога и у его жены.
И хотя ей наверняка рассказывали о некоторых из самых громких «подвигов» нынешнего герцога, она относилась к нему с той снисходительностью и благосклонностью, которыми редко одаривала молодых сверстников герцога.
Недоброжелатели герцога говорили, что ее величество всегда была неравнодушна к лести.
Но герцог никогда не льстил королеве. Он разговаривал с ней так же, как с любой женщиной, ценя ее привлекательность и проявляя интерес к ее мнению.
И как это свойственно женщине, королева отвечала на его любезности подобно цветку, раскрывающему лепестки навстречу солнцу.
Ему оставалось лишь заботиться о том, чтобы избежать ловушек бесчисленных женщин, ухитряющихся всяческими способами приковать его семейными узами либо к себе, либо к своим дочерям.
— Когда-нибудь, Счастливчик, . — сказала ему Миртли Гэрфорт, — ты полюбишь по-настоящему.
Герцог искренне удивился.
— Ты хочешь сказать, ; — спросил он, — что я никогда не любил?
— Да, я уверена в этом!
Герцог готов был рассмеяться над ее абсурдными словами, однако внезапно подумал, что в них, может, и кроется правда.
Он всегда полагал, что влюблен, когда был увлечен новым прекрасным личиком, любуясь устремленными на него глазами, в глубине которых таилось манящее желание.
Когда в нем рождалось ответное чувство и он ощущал непреодолимое желание поцеловать эти соблазнительные губки, он думал, что Купидон в очередной раз прострелил ему сердце и он вновь полюбил!
Теперь же, вспоминая эти мимолетные восторги экстаза, которые медленно, но неизбежно утихали, он подумал: а не права ли Миртли на самом деле?
Увидев, что заставила его задуматься, она устроилась поудобнее и сказала:
— Я люблю тебя, Счастливчик, и знаю, что буду любить всю жизнь и ни одного мужчину я не смогу сравнить с тобой. Но я не настолько глупа, чтобы считать твои чувства ко мне продолжительными.
— Как ты можешь знать это? — заинтересовался герцог.
— Видишь ли, любимый, ты никогда не испытывал того самого чувства любви, которое испокон веков настолько охватывало мужчин и женщин, что они готовы были, если необходимо, умереть ради него.
— Я понимаю, что ты хочешь сказать, — ответил герцог, — но неужели ты действительно думаешь, что подобную любовь — любовь поэтов, музыкантов, романтиков — могут испытывать мужчины, подобные мне? Я — скиталец.
— Да, ты — странствующий искатель, — согласилась Миртли. — Но это потому, что ты не нашел еще того, чего ищешь.
— Но я и не ищу такой любви, — уверенно ответил герцог. — Я готов признать, что она существует, но я удовлетворен тем, что имею, и наслаждаюсь этим.
Его рука крепче охватила нежное тело Миртли, и она в ответ обняла его шею, как будто желая прижать его голову к себе. Но сдержалась и сказала:
— Я люблю тебя, Счастливчик, поэтому желаю, чтобы ты нашел истинное счастье. И у меня такое чувство — хотя я могу ошибиться, — что когда-нибудь оно встретится тебе.
— Я сообщу тебе, когда найду его! — беззаботно пошутил герцог.
— Но это серьезное пожелание. Ты доставляешь столько радости разным людям во всем, за что берешься, что я хочу, чтобы ты сам обрел то великое счастье, которое может быть доступно человеку и называется истинной любовью.
— Ты хочешь, чтобы я почувствовал себя обделенным, — запротестовал герцог, — и хочешь сказать, что я упускаю что-то! Но ты же отлично знаешь: в таком случае я приложу все усилия, чтобы найти и завоевать это!
— Я надеюсь, что так оно и будет, — сказала Миртли, — но, может быть, было бы справедливо, если хотя бы в этом ты потерпел неудачу. У тебя и так слишком много всего.
— Мне кажется, что ты пытаешься наказать меня за то, что я советую тебе выйти за Тетфорда! — воскликнул герцог.
— Ты несправедлив ко мне, — запротестовала Миртли. — Я лишь хочу, чтобы ты ощутил самое лучшее в жизни.
— Я считал, что беру от жизни все.
Они помолчали, и герцог размышлял о том, что она сказала.
Ему не хотелось признавать, что Миртли, может быть, права. Он всегда был так уверен, что ему доступно все, чего он желает, и, хотя ему нравилось бороться за достижение своих целей, в глубине души он всегда был убежден, что рано или поздно добьется своего.
Однако герцог никак не мог представить себе, что существует какая-то необычная любовь, которая до сих пор была недоступна ему.
Он думал о женщинах, по которым сходил с ума, если можно так сказать, и о восторге, который они дарили ему, а он — им.
Пыл, который они разделяли с ним, порой был подобен пламенному фейерверку, сверкающему в ночном небе, а иногда эти чувства напоминали яркое ароматное цветение прибрежных цветов или плеск волн, набегающих на золотистый песок.
Он считал это любовью, различными проявлениями любви, которая всегда начиналась жгучим пламенем и постепенно переходила в спокойное свечение.
«Почему я должен желать чего-то иного?» — упрямо спрашивал себя герцог.
— Я заставила тебя задуматься об этом, — прервал его мысли нежный голос, — а это уже кое-что значит.
— Ты заставляешь меня чувствовать себя ненормальным, — сказал недовольно герцог.
