Мэдлин Хантер - Опасность в бриллиантах
— Вряд ли это возможно, сэр. Если продолжать заниматься обычными делами, вам не хватит для этих поездок вторников.
— Успокойтесь, Эдвардс. Чтобы посетить свои имения, мне совсем не обязательно быть трезвым.
Дафна Джойс просмотрела почту, принесенную Кэтрин, и постаралась скрыть свое разочарование, когда стало понятно, что нет письма, которого можно было ждать после прочтения в газете о смерти герцога Бексбриджа. Ее замутило от дурного предчувствия. Если письмо не пришло до сих пор, оно, скорее всего, уже никогда не придет. Значит, нужно обдумать, что это означает для ее будущего. Кое-какие идеи уже появились, но приятного в них было мало. И что еще хуже, цели, которые, как ей казалось, уже почти достигнуты, снова откладываются на неопределенное время, возможно, навсегда.
Сердце заныло, но она взяла себя в руки. Горевать придется тайно, как и все эти годы.
Кэтрин села в кресло, повернутое к большому окну, в дальней гостиной, где они пили кофе. С аккуратно причесанными темными волосами, в накрахмаленном, несмотря на утренний уход за растениями, переднике, Кэтрин терпеливо ждала, готовая услышать любые новости из сегодняшних писем, которыми Дафна решит с ней поделиться.
Немного похожа на иностранку, уже не в первый раз подумала Дафна. Высокие скулы Кэтрин и миндалевидный разрез темных глаз были не типичны для английской внешности, но основное впечатление создавала тронутая летним загаром кожа. Даже самые широкие поля шляпки не могут надежно защитить лицо, если женщина каждый день проводит долгие часы в саду.
— Одрианна пишет, что они с лордом Себастьяном сегодня уезжают на побережье, убегают от городской духоты, — сообщила Дафна.
— Вероятно, это очень правильно в ее положении. Она останется там до родов? — спросила Кэтрин.
— Наверное, хотя она об этом ничего не пишет.
Дафна вскрыла и прочитала следующее письмо. Кэтрин отхлебнула кофе, не задав ни одного вопроса об отправителе, хотя была связана особыми узами с написавшим письмо дорогим другом.
Кэтрин строго придерживалась установленных в доме правил. Самое важное правило гласило: женщины, живущие здесь, никогда не суют свой нос в жизнь и личные дела друг друга, как прошлые, так и нынешние. Все те годы, что Дафна делила этот дом с такими же одинокими, как и она сама, женщинами, это правило служило своей цели, обеспечивая мир и согласие. Однако некоторые из живших здесь женщин тоже черпали утешение и испытывали чувство защищенности в праве скрывать свои тайны. Кэтрин была одной из них.
Все, жившие в атом доме, делятся на две группы, подумала Дафна, отвлекшись от письма. Они принадлежат либо к затравленным, либо к преследуемым, но несколько человек страдают от обеих бед, как Кэтрин.
Трудно не проявлять любопытства. Трудно не верить в то, что если кто-нибудь узнает твою правдивую историю, то непременно сумеет помочь. Впрочем, Дафна уже давно не ошибалась. В конце концов, она и сама была немного затравленная и немного преследуемая, причем изменить этого не мог никто.
— Верити в основном пишет о делах в своем доме в Олдбери, — произнесла она, протянув письмо Кэтрин. — Лорд Хоксуэлл отправился на север, чтобы уточнить, нанесут ли тамошние беспорядки ущерб ее фабрике.
Кэтрин, читая письмо, нахмурилась.
— Я рада, что она не поехала с графом. Газеты полны мрачных прогнозов и предупреждений о бесчинствах.
— Они часто преувеличивают. Ты же видишь, ее муж не думает, что опасность угрожает их собственности или людям.
— В августе все может измениться. Планируется та большая демонстрация.
— Планы не так уж и достоверны…
Однако в августе все и вправду может измениться. Обдумывая будущее, нужно принять во внимание и это.
Дафна взяла газету. Кроме новостей о беспорядках на севере, в «Таймс» печатались другие политические заметки, а также сообщения корреспондентов с континента. Одно из них привлекло ее внимание. Две недели назад на обеде, где присутствовали сливки парижского общества, чествовали нового герцога Бексбриджа. Обед давался, чтобы попрощаться перед его неминуемым отъездом в Лондон для вступления в права наследства.
Будет ли он теперь жить в Англии? Или же, хочется надеяться, поступит, как и другие, пэры после окончания войны, и вернется на континент, поселившись во Франции?
— Кто это? — вдруг спросила Кэтрин.
Дафна подняла голову и увидела, что Кэтрин выпрямилась и смотрит в окно позади софы Дафны. Она обернулась.
— Я никого не вижу.
Кэтрин встала, подошла ближе и прищурилась, вглядываясь в цветочный ковер за окном.
— Какой-то мужчина только что прошел через сад, футах в пятидесяти от нашего окна. Сейчас он как раз подходит к беседке с розами.
Тут открылась дверь, и в гостиную вошла экономка, миссис Хилл, нахмурив свое птичье личико.
— Перед домом какая-то лошадь. Я не слышала, как она оказалась на лужайке, но теперь она стоит там, а всадника нет.
— Всадник в саду. — Дафна его так и не увидела. Она сняла передник. — Я выйду и попрошу его удалиться.
— Пистолет тебе нужен? — спросила Кэтрин.
— Я уверена, он просто ехал мимо и заинтересовался участком под названием «Редкие цветы». Скорее всего он пошел на лужайку, чтобы посмотреть, что это за цветы такие.
Кэтрин все так же напряженно вглядывалась в сад. «Она явно преследуемая», — снова подумала Дафна.
— Советую тебе перейти в оранжерею, Кэтрин. Если наш нарушитель поведет себя угрожающе, ты выйдешь и прицелишься в него из пистолета. Только постарайся не застрелить его без крайней необходимости.
Дафна вышла из дома, будто собиралась совершить обычный дневной обход участка, прошла мимо огорода и зашагала по тропинкам, проложенным между клумбами с летними цветами.
Оранжерея располагалась справа от посадок, а кирпичная стена с фруктовыми шпалерами ограничивала сад слева. Две калитки по обе стороны дома вели в сад. Должно быть, нарушитель прошел через одну из них.
Дафна повернула налево, к беседке у стены. Вьющиеся розы, дарующие защиту от солнца, еще не расцвели, но листья уже превратили ее в тенистое убежище. Приближаясь, она увидела сидевшего на скамейке мужчину.
Он тоже ее увидел и склонил голову набок, словно она его заворожила. Похоже, его ничуть не смущало нарушение границ частной собственности. Он просто сидел там, вальяжно раскинувшись, прислонившись к стенке беседки и вытянув одну ногу, так что солнце играло на его ботинке.
На превосходном ботинке, отметила Дафна, дорогом, искусно сшитом из великолепной кожи и начищенном до зеркального блеска.
