Джулия Куин - Виконт, который любил меня
– Ты ошибаешься, – промямлил Энтони. – Ты, конечно, ошибаешься.
Дафна покачала головой:
– Мне Элоиза сказала. Он… он…
Энтони понимал, что в таком состоянии не стоит трясти сестру за плечи, но ничего не мог с собой поделать.
– Что с ним случилось, Дафф?
– Пчела, – прошептала она. – Его ужалила пчела.
Энтони ошеломленно уставился на сестру.
– Люди не умирают от укуса пчелы, – пробормотал он наконец хриплым, неузнаваемым голосом. – Его и раньше жалили пчелы, – добавил Энтони чуть громче. – Нас обоих. Тогда я был с ним. Мы набрели на гнездо. Меня ужалили в плечо…
Он невольно коснулся того места, которое так болело несколько лет назад.
Дафна молча непонимающе смотрела на брата.
– Тогда все обошлось, – настаивал Энтони, отчетливо слыша панические нотки в собственном голосе. Наверное, он пугает сестру, но бессилен совладать с собой. – Люди не умирают от укуса пчелы! – повторил он.
Дафна покачала головой. Взгляд ее карих глаз, казалось, принадлежал столетней старухе:
– Элоиза сама видела. Только минуту назад он стоял и улыбался. А в следующий момент уже… уже…
– Что, Дафна? Что случилось в следующий момент?!
– Умер, – ошеломленно пробормотала она. Энтони так же ошеломленно уставился на сестру.
Он так и оставил ее в прихожей и, перепрыгивая через две ступеньки, ринулся наверх, в спальню родителей. Отец, конечно, жив! Никто не умирает от укуса пчелы! Это невозможно! Совершенное безумие! Эдмунд Бриджертон молод, крепок, силен, и какая-то жалкая пчела не могла свалить его с ног.
Однако, добравшись до верхней площадки, он по мрачным лицам молчаливых слуг сразу понял, что дело плохо.
И лица, лица, выражающие сочувствие, участие, сожаление… всю оставшуюся жизнь эти лица будут его преследовать.
Он хотел было протиснуться сквозь толпу к родительской спальне, но слуги расступались перед ним, как Красное море перед евреями, и, открыв дверь, Энтони все понял.
Мать сидела на краю кровати. Она не плакала. Не издала ни звука. Только держала отцовскую руку и медленно раскачивалась.
Отец был неподвижен. Неподвижен, как…
Энтони даже не хотел додумывать до конца.
– Мама, – выдавил он, хотя годами не называл ее так. Став учеником Итона, он обращался к ней «матушка», считая это более подобающим взрослому сыну.
Она нехотя обернулась и непонимающе нахмурилась, будто его голос доносился до нее сквозь длинный, длинный тоннель.
– Что случилось? – прошептал он.
Вайолет покачала головой, безнадежно глядя в пространство.
– Не знаю, – прошептала она. Губы так и остались приоткрытыми, словно она хотела сказать еще что-то, но забыла слова.
Энтони неуклюже шагнул вперед, снова споткнувшись о невидимое препятствие.
– Его больше нет, – прошептала мать. – Его больше нет, а я, Господи, я…
Она положила ладонь на округлый живот.
– Я сказала ему… о, Энтони… сказала ему…
Она, казалось, вот-вот разлетится на мельчайшие осколки. Перестанет существовать, и это будет для нее величайшим блаженством. Энтони проглотил обжигающие глаза и горло слезы и подошел к ней:
– Ничего, мама, ничего… все хорошо…
Но он знал, что хорошо уже больше никогда не будет.
– Я сказала ему, что это наш последний, – простонала она, рыдая на его плече. – Сказала, что больше не могу вынашивать детей. И что мы должны быть осторожны, и… о Боже, Энтони, чего бы я только не дала, чтобы он был со мной! Чтобы я смогла родить ему еще одного ребенка! Не понимаю… просто не понимаю…
Энтони молча обнимал плачущую мать. И не находил слов утешения. Бесполезно. Ничем не выразить опустошенность в душе и сердце.
Он тоже ничего не понимал.
Приехавшие к вечеру доктора объявили, что сбиты с толку. Они слышали о чем-то подобном. Но на их памяти это был первый случай, чтобы молодой и сильный мужчина умер от таких пустяков! Действительно, Хьюго, младший брат виконта, внезапно умер год назад, но это еще ни о чем не говорило. Правда, Хьюго умер в поле, однако никто не заметил на его коже укуса пчелы.
Впрочем, никто и не искал.
– Нельзя было ничего предвидеть, – повторяли доктора снова и снова, пока Энтони не захотелось придушить их всех.
Наконец ему удалось выставить их из дома и уложить мать в постель. Пришлось переселить ее в другую спальню: она просто не смогла спать в той комнате, которую много лет делила с Эдмундом. Энтони удалось утихомирить и братьев с сестрами, пообещав, что они поговорят утром, что все будет, как прежде, и он позаботится о них, как хотел бы того отец.
Только потом он вошел в комнату, где лежало тело Эдмунда, и, почти не мигая, уставился на отца. Прошло несколько часов. Он покинул комнату другим человеком, с совершенно новым видением жизни и сознанием собственной смертности.
Эдмунд Бриджертон умер в тридцать восемь лет. И Энтони просто не мог представить, что способен чем-то превзойти отца. Даже возрастом.
Глава 1
Тема повес, разумеется, уже обсуждалась в этой колонке, и автор пришел к заключению, что существуют повесы и существуют Повесы.
Энтони Бриджертон – Повеса с большой буквы.
Просто повеса (тот, что сортом пониже) обычно молод и незрел. Он выставляет напоказ свои похождения, ведет себя как последний идиот и воображает, будто опасен для женщин.
Повеса с большой буквы (высший класс) знает, что опасен для женщин. Он не выставляет напоказ свои похождения, потому что в этом нет необходимости. Он и без того понимает, что окружающие бесконечно о нем сплетничают, и, честно говоря, предпочел бы, чтобы о нем вообще забыли. Он знает, что именно представляет собой и что совершил; дальнейшие пересуды, по его мнению, не имеют смысла.
Он не ведет себя как идиот по той простой причине, что он вовсе не идиот (не более, чем это ожидается от всякого представителя мужского пола), он не выносит недостатков нынешнего общества, и автор не может сказать, что осуждает его.
И если все вышесказанное не дает идеальной характеристики виконта Бриджертона, самого завидного жениха этого сезона, автору следует немедленно и навсегда отложить свое перо. Единственный вопрос заключается вот в чем: будет ли сезон 1814 года именно тем, когда он наконец познает блаженство брака?
Автор считает… что нет.
«Светские новости от леди Уистлдаун». 20 апреля 1814 года– Только не говорите мне, – заявила Кейт Шеффилд, ни к кому в особенности не обращаясь, – что она снова пишет о виконте Бриджертоне.
Ее единокровная сестра Эдвина, подняла глаза от газетного листка.
– Откуда ты знаешь?
– Хихикаешь как безумная.
Эдвина снова залилась смехом, сотрясая обитый синим дамастом диван, на котором сидели девушки.
