Элизабет Чедвик - Летняя королева
– А когда он вернется после Пасхи, мы устроим большой праздник? – Петронилла вопросительно уставилась на нее карими глазами. – Правда?
– Ну конечно, – ответила Алиенора и обняла сестру, сама утешаясь этим объятием.
Была середина утра, когда кортеж герцога отправился в Бордо после мессы, состоявшейся в церкви Сен-Илер, куда частенько заходили паломники. Стены ее украшал герб властителей Аквитании.
Сквозь облака местами проглядывало бледно-голубое небо, и редкие лучи солнца отражались на конской сбруе с насечками. Караван растянулся вдоль дороги тоненькой ниточкой, в которой, как в радуге, смешались разные цвета: серебро доспехов, яркие краски дорогих нарядов господ – малиновый, фиолетовый и золотой – контрастировали с приглушенными серо-коричневыми оттенками одежды слуг и возниц. Пешим начал путь не только герцог Гильом. Этот первый день все пройдут двадцать миль до ночлега в Сен-Сован.
Алиенора шагала, одной рукой поддерживая Петрониллу, а второй приподнимая юбки, чтобы они не волочились по грязи. Время от времени младшая сестренка подпрыгивала. Какой-то менестрель затянул песню под аккомпанемент небольшой арфы, и девушка узнала слова своего деда Гильома, девятого герцога Аквитании[1], который пользовался дурной славой. Многие из его песен, вульгарные в своей разнузданности, совершенно не годились для домашнего исполнения, но именно от этой песни, напевной и прилипчивой, у Алиеноры бежали мурашки по спине.
Я не знаю, сплю ли я или бодрствую,
Пока мне кто-то не скажет.
Сердце мое чуть не разрывается от глубокой печали,
Но мне наплевать,
Клянусь святым Марциалом!
Какое-то время отец шел рядом с ней и Петрониллой, но шаг его был шире, и постепенно он вырвался вперед, оставив дочерей в компании женской прислуги. Алиенора смотрела ему вслед, не отрывая взгляда от его руки, сжимавшей посох паломника. Кольцо с сапфиром, символ герцогской власти, подмигивало ей, словно синий глаз. Она мысленно просила отца обернуться и посмотреть на нее, но он сосредоточился только на дороге. Казалось, будто он специально отдаляется и через какое-то время вообще исчезнет, оставив лишь пыльные следы, по которым ей придется ступать.
Она даже не развеселилась, когда к ним присоединился отцовский сенешаль Жоффруа де Ранкон, сеньор Жансе и Тайбура. Ему было лет под тридцать. Темно-каштановые волосы, глубоко посаженные карие глаза и улыбка, от которой у нее каждый раз на душе становилось светло… Девушка знала его с рождения – он был одним из главных вассалов отца, военачальником. Его жена умерла два года тому назад, но де Ранкон до сих пор не вступил во второй брак. Две дочери и сын избавляли его от настоятельной необходимости в наследниках.
– Ты почему такая мрачная? – Он заглянул ей в лицо. – Если будешь хмуриться, то оставишь без дела облака.
Петронилла захихикала, и Жоффруа ей подмигнул.
– Не говори глупости. – Алиенора вздернула подбородок и пошла прочь.
Жоффруа подстроился под ее шаг:
– Тогда расскажи, что случилось.
– Ничего, – ответила она. – Все хорошо. Почему должно что-то случиться?
Он внимательно посмотрел на нее:
– Быть может, потому, что твой отец уезжает в Компостелу, а тебя оставляет в Бордо?
У Алиеноры перехватило горло.
– Разумеется, нет, – отрезала она.
Он покачал головой:
– Ты права, я глуп, но позволишь мне пройтись с вами немного?
Алиенора дернула плечом, но потом все-таки неохотно кивнула. Жоффруа взял сестер за руки.
Через какое-то время, почти не сознавая этого, Алиенора перестала хмуриться. Жоффруа не мог заменить ей отца, но рядом с ним настроение улучшилось, и она двинулась вперед с новым воодушевлением.
Глава 2
Бордо, февраль 1137 года
Сидя перед огнем в своих покоях в замке Омбриер, Гильом, десятый герцог Аквитании, задумчиво смотрел на документы, ожидавшие его печати, и растирал себе бок.
– Сир, вы по-прежнему настроены на это путешествие?
Герцог бросил взгляд на архиепископа Бордо, который грелся по другую сторону камина, высокий и грузный в подбитой мехом сутане. Они частенько спорили, но при этом были давними друзьями, и Гильом назначил Жоффруа де Лору наставником своих дочерей.
– По-прежнему, – ответил он. – Я хочу примириться с Господом, пока у меня еще есть время, а Компостела, как мне кажется, расположена достаточно близко.
Жоффруа посмотрел на него с тревогой:
– Вам хуже, да?
Гильом устало вздохнул:
– Я говорю себе, что усыпальница святого Иакова творит много чудес, и я буду просить такое чудо, но, по правде говоря, я совершаю это паломничество ради спасения своей души, не ожидая исцеления. – Он ущипнул себя за переносицу. – Алиенора злится на меня, думая, что я с тем же успехом могу спасти свою душу в Бордо, но она не понимает, что пойди я тем путем, то не достигну очищения. Здесь ко мне проявят снисходительность, ведь я сеньор. А на дороге, пеший путник с котомкой и посохом, я всего лишь обычный паломник. Мы все наги, когда предстаем перед Господом, каково бы ни было наше положение на земле. Так я и должен поступить.
– Но на кого вы оставите ваши земли, сир? – озабоченно поинтересовался Жоффруа. – Кто будет править вместо вас? Алиенора достигла того возраста, когда можно выходить замуж, и, хотя вы заставили людей принести ей клятву верности, каждый барон ваших владений захочет сделать ее своей женой или выдать за своего сынка. Они уже кружат вокруг нее, как вы, должно быть, заметили. Де Ранкон, например. Он искренне оплакивал свою жену, не стану отрицать, но подозреваю, что до сих пор не женился во второй раз по политическим причинам.
– Я не слепой. – Гильом поморщился от нового приступа боли и налил себе ключевой воды из графина, что стоял рядом. В последнее время он не осмеливался пить вино; желудок принимал только подсушенный хлеб и самую легкую пищу, тогда как раньше герцог отличался завидным аппетитом. – Вот мое завещание. – Он подтолкнул к де Лору листы пергамента. – Я хорошо понимаю, какой опасности подвергаю своих девочек и как легко ситуация может перерасти в войну, и я сделал все, что мог, лишь бы не допустить этого.
Герцог наблюдал за архиепископом, пока тот читал документы, и не удивился, когда брови друга изогнулись.
– Вы доверяете своих дочерей французам, – сказал Жоффруа. – Разве это не опасно в той же мере? Вместо диких псов, шныряющих перед овчарней, вы запускаете внутрь львов?
– Алиенора тоже львица, – ответил Гильом. – У нее в характере принимать вызов. Ее специально этому обучали, и она проявила большие способности, как тебе хорошо известно. – Он взмахнул рукой. – У этого плана есть свои недостатки, но он безопаснее, чем остальные, которые на первый взгляд кажутся многообещающими. У тебя есть связи с французами благодаря церкви, ты наделен мудростью и красноречием. Ты хорошо обучил моих дочек, они доверяют тебе и любят тебя. В случае моей смерти я вверяю их безопасность и благополучие в твои руки. Я знаю, ты сделаешь для них все, что можно.
