Барбара Картленд - Оттенки страсти
А в пустом классе стояла одна девушка и напряженно вглядывалась в непривычно чужую парту, за которой она еще совсем недавно сидела, как прилежная ученица. Об этом, кстати, напоминали и инициалы, коряво вырезанные на откинутой вверх крышке, залитые сверху золотистой краской и красными чернилами: М. В.
Мона Вивьен, это были ее инициалы, была необыкновенно хороша собой. Именно таких красавиц в свое время любил рисовать великий Боттичелли. Нежное личико с правильными чертами в обрамлении иссиня-черных кудрей, которые, когда на них падал солнечный луч, вспыхивали синеватыми искорками. Обычно такими смоляными кудрями наделяют героинь бульварных романов. Темные глаза кажутся бездонными, но их выражение постоянно меняется: так волнуется море в преддверии бури. Грациозность движений и походки естественная, как сама природа. Хрупкая фигурка делала Мону похожей на венецианских красавиц с портретов семнадцатого века: то же изящество и непринужденность позы, то же благородство облика. А когда девушка погружалась в задумчивость или грустила, она становилась похожей на одну из тех святых, чьи мраморные изваяния украшали ниши часовни. Будто она просто сняла на какое-то время свои великолепные ризы и светящийся нимб и вздумала сойти с постамента. «Святая!» – воскликнул бы любой, взглянув на девушку в такой момент. Но уже в следующее мгновенье жизнерадостный смех, две милые ямочки на щеках, веселые чертики, прыгающие в глазах, тут же развеяли бы иллюзию. Нет, вполне земная девушка, к тому же с отличным чувством юмора.
И все же сегодня Моне было не только грустно, но даже немного страшно, словно она слишком близко подошла к какой-то черте, отделяющей ее от неизбежности. Одно дело – воображение, рисующее тебе воздушные замки будущего счастья, и совсем другое – реальная жизнь, с которой она еще толком и не соприкасалась. Ведь религиозное воспитание, которое Мона получила в монастыре, – самая благодатная почва для идеализма. Именно на такой почве и расцветает пышным цветом вера в сказочные чудеса, в собственное бессмертие и бессмертие дорогих тебе людей.
Да, сегодня Моне было невесело. Грусть закралась ей в душу одновременно со смутной тревогой и недобрыми предчувствиями. Что ж, пошли последние часы ее пребывания в виде куколки. Пройдет совсем немного времени, и завтра, когда школьный автобус выедет за ворота монастыря и двинется к вокзалу, на свет выпорхнет уже взрослая бабочка, взрослая, но беззащитная. Пять лет назад ее, худенькую, маленькую девочку-подростка тринадцати лет, привезли в монастырь, и все здесь казалось ей тогда чужим и враждебным. А сегодня она грустит, расставаясь с обителью, будто это ее родной дом. Впрочем, монастырь и стал ей за эти пять лет вторым домом. А может быть, и первым. Ведь она столько лет не была в Англии и сейчас лишь смутно помнит свою детскую жизнь в родительском доме.
Во время летних каникул мать всегда устраивала для нее всякие интересные поездки по Европе. Мона в сопровождении гувернантки и старой няни объездила практически всю Францию – Прованс, Нормандию, Бретань, потом Италию, потом Испанию. Как правило, последние две недели каникул Мона проводила у бабушки на роскошной вилле во Флоренции. Графиня Темплдон обожала внучку, не жалела ни времени, ни сил, приобщая ее к миру прекрасного и знакомя с лучшими образцами итальянского искусства. Попутно графиня ненавязчиво учила девушку мастерству красиво одеваться. Ей доставляло нескрываемое удовольствие покупать внучке все самое лучшее. Ведь тончайшие итальянские шелка и кружева ручной работы так дивно гармонировали с неземной красотой Моны.
Итак, умна, воспитанна, прекрасно образованна. Чего еще желать дебютантке, вступающей во взрослую жизнь? Разве что как можно скорее отрешиться от детских иллюзий и веры в чудеса. Слишком уж они наивны и чисты, ее фантазии, что и понятно. Ведь Мона взрослела под монастырскими сводами, в атмосфере особой духовной любви и всеобщей благожелательности. Что, если высокая планка ее юношеских запросов, вечные поиски совершенства обернутся одними разочарованиями? Мир далеко не так идеален, как мы рисуем его в своем воображении.
Мона с громким стуком захлопнула крышку парты и, подойдя к окну, стала любоваться изумрудными лужайками и спортивными площадками, плавно сбегающими к реке. Издалека Сена казалась похожей на серебряную иглу, брошенную кем-то у самого подножия монастыря Сен-Клу. Сколько поколений монахинь сменилось в этой обители за ее многовековую историю! Сотни и сотни женщин затворялись здесь от мирской суеты, наслаждаясь покоем и тишиной, предаваясь неустанным молитвам. Неужели им не хотелось любви, славы, обычного человеческого счастья, наконец? Или как раз именно несчастная любовь и подвигла многих из них на добровольную изоляцию от мира? Ох уж этот мир, который ей еще только предстоит завоевать. А почему бы и нет? Она вполне готова схватиться с ним на равных.
Но вот бы хоть одним глазком заглянуть в собственное будущее! Что ее ждет впереди? Вереница однообразных, похожих друг на друга лет, в конце которой – неизбежная смерть, или же это будет головокружительный взлет к самым опасным и крутым вершинам, риск, захватывающие дух приключения? Пожалуй, этот вариант ей больше по душе. Все лучше, чем прозябать в болоте, затянутом зеленой тиной.
Послышался стук широко распахиваемой двери, и в комнату вбежала хорошенькая девушка. Она была в страшном возбуждении.
– Мона! Куда же ты пропала! Я тебя везде ищу!
Девушка ловко взлетела на парту и села, удобно устроив ноги на стуле. Да уж! Просто сесть на стул, как все люди, – это не для Сэлли Катс. Одно слово, американка. Легкий акцент, который, несмотря на все старания монастырских педагогов, так и остался у Сэлли, безошибочно выдавал в ней обитательницу Нового Света. Да и все в ее облике говорило о заокеанском происхождении. Волосы цвета спелой ржи в беспорядке рассыпались по плечам, воинственно вздернут кверху курносый носик, ярко-изумрудные глаза в обрамлении длинных пушистых ресниц смотрят лукаво и дерзко, розовые губки капризно надуты. Какая же она хорошенькая, эта Сэлли Катс! Но именно с ней вечно случаются какие-то неприятности. Впрочем, при ее-то взбалмошности, чему удивляться? Тем не менее, в монастыре Сэлли – всеобщая любимица. Ее жизнерадостность и оптимизм невольно заражают всех окружающих, и на нее просто невозможно долго злиться.
Конечно, Сэлли была очень избалованным ребенком, ведь ее родители ошеломительно богаты и потакают дочери во всем. Но это совсем ее не испортило, и она выросла на удивление доброй и отзывчивой девушкой, всегда готовой прийти на помощь.
