Сычев К. В. - Роман Молодой
– Нам нужна беспощадная война! – вдруг громко сказал, вставая и выводя великого князя из размышлений, Иван Федорович Кошкин. – Новгородцы всегда бунтовали! Нет сомнения, что они неспособны самостоятельно управлять городом и такой обширной землей! Давно пора уничтожить этот удел и присоединить его к Москве! Чего нам бояться? Война, так война! Зачем нам ждать, когда этот мерзкий чирей созреет и обернется для нас еще большим злом?
– Правильно! – вскричал вскочивший со скамьи Иван Иванович Квашнин. – Не надо мириться с новгородцами! И нечего возвращать им занятые нами города! Пора устранить этот удел! Нечего бояться! Разве побоялся Витовт сделать из Киева наместничество или занять Карачев? Да и в Чернигове, если вспомнить, тот Роман Молодой сидит не как удельный князь, а наместник! Мы должны сделать то же самое с Новгородом! Хватит терпеть от него каждый год беды и мятежи!
В это время открылась дверь, и в думную светлицу вошел мальчик-слуга.
– Что тебе надо, Будан? – буркнул великий князь, уставившись на него.
– К тебе новгородцы, мой господин! – сказал чистым звонким голосом мальчик. – И сам владыка с большущим крестом! Просить их?
– Проси, проси! – усмехнулся Василий Дмитриевич, глядя на бояр. – Хотя мы сами уже все решили о Новгороде, но послушаем этих посланников! Может, услышим что-нибудь новое? Или они предложат нам выгодный мир? Посмотрим!
Новгородцы вошли в светлицу без тени робости или смирения. Только архиепископ Иоанн являл собой скромность, но и он высоко держал голову. Трое же бояр, шедших следом за ним, буквально раздувались от гордости и собственного величия: они, одетые, несмотря на теплую осень, в богатые, черной куницы, шубы едва ли не до пят и высокие бобровые «горловые» шапки, даже не посчитали нужным снять верхнюю одежду в простенке и теперь стояли, истекая потом. Новгородский же владыка, одетый в длинную темную рясу, подбитую заячьим мехом, и черный же клобук, чувствовал себя намного лучше. – Да благословит тебя Господь, сын мой! – сказал он, приближаясь к великокняжескому креслу и крестя Василия Московского. – Желаю здоровья тебе и твоим боярам! Мы пришли сюда с добрыми намерениями!
– Здравствуй, новгородский владыка! – пробормотал Василий Дмитриевич, не вставая для благословения. – Мы с боярами рады вас выслушать! Говорите!
– Чтобы получить мое благословение и добрые слова новгородцев, сын мой и великий князь, – молвил архиепископ Иоанн, – вам надо отказаться от вражды с Новгородом и нашими вольными людьми! Нельзя, сын мой, допустить, чтобы христиане проливали свою кровь в междоусобной войне! Нам всем нужны мир и покой! Верни же нам отнятые города Торжок, Волок, Вологду, Бежецкий Верх и новгородское Заволочье! Отступись от этих неправедных дел, возроди прежнее крестное целование! Пусть будет так, как в старину, и без общего суда на границе…
– Такие слова не приведут к доброму миру! – перебил его великий князь. – Я не хочу их слышать! Вам больше не о чем говорить? Может вы решили выплатить нам приличную мзду? И загладить тем самым свои проступки? Где же ваши смирение и покорность?!
Новгородцы молчали.
– Значит, вы приехали сюда не мирится! – привстал в своем кресле великий князь. – Зачем мне видеть ваши гордость и высокомерие? А теперь слушайте! Возвращайтесь назад в ваш жадный город и передайте своему посаднику, что между нами не будет мира и разгорится жестокая война! Я не прощу вам дружбу со лживыми литовцами и отказ от войны с крестоносными немцами! Убирайтесь!
Новгородцы выходили из думной светлицы мрачные, подавленные, под одобрительный гул московских бояр. Но не успели они обсудить произошедшее, как дверь собрания вновь открылась, и в светлицу вбежал молоденький Будан. – А теперь, великий князь, – сказал он, улыбаясь, – к нам пожаловал из Твери князь Иван Всеволодыч! Он просится сюда!
– Пусть войдет, Будан! – кивнул головой Василий Дмитриевич, улыбаясь. – Это хорошо, что к нам приехал племянник Михаила! А вы, мои славные бояре, – он поднял голову, – учитесь на прошлых ошибках! Чтобы не повторилась та беда, как с Романом Молодым! Нам нужны служилые князья и их земли! Поэтому приласкайте князя Ивана и окружите нужной заботой! А если захочет перейти к нам на службу – не жалейте ему земли и дайте богатый город!
ГЛАВА 16
ПОХОД НА ТАТАР
Князь Дмитрий Романович трясся в седле своего молодого норовистого коня и с досадой смотрел вперед. – Почему я не послушал тогда батюшку, – рассуждал он про себя, – и взял себе невыезженного коня? Когда еще Орлик привыкнет ко мне?
Поступил же он, однако, вопреки совету отца, из упрямства. Князю уже было сорок восемь лет, и он считал себя вправе принимать собственное решение, как теперь оказалось, ошибочное. Роман Михайлович тогда не настаивал и, покачав головой, отпустил сына в далекий поход. Это случилось осенью 1397 года. В Чернигов к князю Роману прибыл посланник великого князя Витовта с требованием – отправить в его войско две сотни отборных воинов. – Сам же ты, пресветлый князь, – сказал тогда посланник, – сиди себе в Чернигове! Пусть идут на войну молодые и горячие!
Но послать дружину без князя Роману Михайловичу не хотелось. Тогда Дмитрий Романович попросил отца отпустить его в Киев, где собиралось литовское войско, с черниговской дружиной. Князь Роман долго колебался, он даже первоначально решил пойти в поход сам, но его уже немолодой сын настоял на поездке. – Зачем мне, батюшка, сидеть здесь, как глупому отроку, и наживать на свою голову позор? Пора бы добыть боевую славу и стать опорой тебе! – молвил он тогда и, наконец, убедил отца.
– Что ж, поезжай, сынок, – сказал, понимая правоту князя Дмитрия, Роман Михайлович. – В самом деле, тебе надо стать настоящим князем, прославляя наш древний род! Однако не горячись в сражении и не теряй голову! Знай, что мы здесь в Чернигове будем думать о тебе и жестоко горевать, если ты погибнешь!
Навзрыд рыдала жена князя Дмитрия, провожая его на войну. – Возвращайся скорей назад, мой любимый супруг! – причитала она. – Нет мне жизни без тебя, мой ясный сокол!
Мать, княгиня Мария, несмотря на внешнее спокойствие, очень страдала душевно. Она понимала, что ее сын имел право на этот поход, и на словах смирилась с судьбой, но про себя думала иначе. – Возвращайся домой со славой и почетом, сынок! – сказала она отъезжавшему князю Дмитрию. – Мужи нашего рода всегда были славными воинами!
Только войдя в свою светлицу, она дала волю слезам и от всей души разрыдалась. Ее сын этого не видел и, гордый за свою мужественную мать, отправился в поход. В Киев он приехал как раз в тот день, когда там объявился сам великий князь Витовт.
