Шелк для истинной леди - Остен Эмилия

Каким-то чудом Элизе удалось вывернуться и выбежать из спальни – о, ужас! – она была в спальне у мужчины! Буден медленно вышел за ней следом. Он выглядел недовольным.

– В чем дело, Элиза?

– Простите меня, мистер Буден, – пролепетала Элиза. – Но я не могу. Я действительно не могу!

Застегнув последнюю пуговичку и схватив шляпку, Элиза выскочила из квартиры и побежала вниз по лестнице. Консьерж невозмутимо открыл перед нею дверь.

Вернувшись в свою каморку под крышей «Все для леди», Элиза упала на постель и тупо уставилась в потолок. Слез не было, мыслей тоже. Тяжелая от вина голова гудела, а комната медленно кружилась. В дверь тихо проскользнула Селина.

– Элиза, где ты была так поздно?

– Я… – Элиза сглотнула комок в горле. – Я была у Будена.

– О… О господи! Бедная Элиза!

– Нет, со мной се в порядке. Я… ничего не было.

– Это ужасно, – вдруг заявила Селина. – Он тебе этого не простит.

– Но он был достаточно мил и вежлив…

Селина просидела с подругой, пока та не уснула.

Утром, едва Элиза вошла в отдел, миссис Хадсен тут же объявила:

– Пройдите в кассу, мисс Уивер.

Элиза потеряла дар речи. Увольнение.

У касс стоял Буден. Он молча протянул Элизе конверт с небольшой суммой, которую она успела заработать в этом месяце. Дрожащей рукой она взяла его и положила в карман.

– Платье вы должны оставить, – с издевкой проговорил Буден.

Элиза молча кивнула. Мир вокруг словно замер, она замечала мельчайшие детали. Вот стоит Селина, прижав руки к груди, вот какая-то покупательница примеряет перчатки…

Не прошло и десяти минут, как она вышла через черный ход. Магазин гудел, начиналось обычное утро.

Глава 14

Элиза шла по улице, не видя никого и ничего вокруг. Она даже не могла бы сказать, какая именно это улица; понимала только, что магазин остался далеко позади, а значит, здесь ее искать не будут. Да и кому ее искать? Кому она нужна?

Было пасмурно, собирался дождь, и мир казался Элизе выкрашенным во все оттенки серого цвета; на узких улицах и в подворотнях этот цвет оборачивался тьмой. Девушке хотелось плакать, но слезы, поначалу кипевшие в горле, так и не нашли выхода. Глаза жгло, они оставались сухими. Встречные прохожие не обращали внимания не девушку, что медленно брела по улице, опустив глаза к земле.

Буден разрушил тот хрупкий мирок, который Элиза успела построить для себя; мирок, в котором все могло наладиться, где была честная работа, спокойная и достойная жизнь. Нет, винить нужно только себя. Это она поддалась слабости, согласившись прийти к нему. Ах, если бы у нее было чуть больше времени, чтобы проявить себя, чуть больше возможностей жить весело и легко, идти по миру, высоко подняв голову! Она не хотела заводить покровителя даже в самых стесненных обстоятельствах – и не смогла. Ее нельзя в этом винить, но… Но Буден оказался иного мнения. В его мире такое было в порядке вещей. И он уволил Элизу, потому что она не захотела и не смогла принадлежать ему.

Элизе не хотелось строить планы относительно будущего: его не существовало. В мертвый сезон не найти работы, так что она не сможет прокормить себя и сестер. К дяде вернуться невозможно, да он и не примет. А если примет, это обернется такой мерзостью… Невозможно вообще что-либо сделать, не теряя себя. Но проще умереть, чем потерять себя, чем жить, презирая себя до конца жизни. Элиза это поняла вчера. Есть нечто в собственной душе, чем нельзя поступиться.

Проще умереть.

Эта мысль, едва возникнув, как блик на воде, вдруг возвратилась и принялась наматывать круги, словно лисица вокруг кролика. У Элизы нет никаких перспектив, работу она не найдет, одинокая девушка без рекомендаций всегда подпадает под подозрение в слишком легком образе жизни. У нее нет родственников, которые могут обеспечить ее существование и доброе имя, – дядюшка Ворм уж точно не в счет. У нее нет денег. Совсем скоро она вместе с сестрами окажется на улице, и тогда их ждет смерть – уже другая, гораздо более мучительная. В дни, когда все было хорошо, Элиза смотрела на бездомных с состраданием и – что скрывать! – страхом. Что может быть ужаснее, чем оказаться на улице во власти людей, у которых нет никаких моральных принципов? Выпрашивать милостыню, отдаваться всем, так как сопротивляться бесполезно: она слабая женщина, а вокруг будет полно мужчин, которые захотят взять свое силой. И возьмут.

Когда такое случится, ни у нее, ни у сестер не будет шанса на выживание. Конечно, сколько-то они протянут. Год, два, может быть, пять. Но что это будет за жизнь! Лишенная достоинства, исполненная боли, муки и грязи. Не проще ли покончить со всем прямо сейчас, оставшись для себя и для окружающего мира просто несчастной девушкой – но не падшей, нет!

Эта безумная мысль все больше и больше овладевала Элизой. Сознание ее помутилось, и в нем пульсировала горящая идея: есть только один выход. Только один.

Ноги сами понесли Элизу к реке. Девушка шла быстро; теперь, когда у нее появилась цель, сомневаться не приходилось. Так будет правильно. О сестрах позаботится миссис Мартинсон, она постарается, чтобы девочки смогли устроиться хотя бы горничными к знатным господам. Если старшая сестра Уивер исчезнет, миссис Мартинсон совесть не позволит выкинуть на улицу Энн и Марту. За суровой внешностью хозяйки пансиона прячется доброе сердце.

Элиза не думала о том, что можно самой обратиться за помощью к миссис Мартинсон, ведь хозяйка пансиона как-то говорила, что подумывает нанять новую учительницу. Девушке было так плохо, что никакие возможности, пусть призрачные, не рассматривались ею. Хотелось поскорее покончить со всем этим. Как же она устала!

Еще несколько минут – и Элиза, задыхаясь, выбежала на улицу, идущую вдоль реки. Людей было немного: на горизонте собирались тучи, и страх перед непогодой разогнал жителей Бостона по домам, под надежные крыши. Поднявшийся ветер едва не сорвал с Элизы шляпку, и пришлось придерживать ее рукой.

Девушка внимательно посмотрела на реку Чарльз. Входить в нее здесь, на виду у всех, небезопасно: того и гляди, кто-нибудь озаботится судьбой мисс Уивер и позовет полисмена. Да и колыхавшиеся у берега грязные обломки досок, ветки и мусор не вдохновили Элизу: река Чарльз не отличалась чистотой. Вот в середине она быстро катила темную воду, и там наверняка достаточно глубоко. Элиза решительно двинулась по направлению к ближайшему мосту.

Она шла и думала о том, как жестока жизнь и как много приходится платить всего лишь за желание быть счастливой. В памяти всплывали подробности безоблачной жизни в маленьком городке на Юге, добрые объятия матери и отца, кружение покупателей в их магазине… О Поле Спенсере Элиза думать не могла. Слишком дорого она заплатила за свою детскую мечту о нем. Судьба сыграла с нею злую шутку, вновь столкнув с Полом и убедительно показав, что для нее он как был, так и остается недостижим.

Ближайший мост через реку Чарльз оказался деревянным и не слишком широким, однако для целей Элизы он подходил как нельзя лучше. Здесь отсутствовало оживленное движение повозок и экипажей, было мало прохожих и не наблюдалось поблизости ни одного полисмена. Тучи, которые упорно подгонял западный ветер, к этому времени подобрались совсем близко и закрыли полнеба. Элиза видела проблески молний в их клокастых животах и слышала отдаленное ворчанье грома. Это ее ничуть не удивляло. Все так и должно быть.

Она поднялась на мост и медленно пошла по нему, держась за грубые перила, пока не добралась до середины. Там Элиза остановилась и посмотрела вниз, на реку. Та крутила крохотные воронки, и вода была очень темной, почти черной. Наверное, в океане отлив, иначе бы вода оставалась почти неподвижной. Так даже лучше. Река вынесет ее тело в океан, и никто никогда ее не найдет. Элизе была невыносима мысль о том, что Марта и Энн увидят ее мертвой. Никто ее больше не увидит. Никогда.

– Я делаю это ради нашего доброго имени, – прошептала Элиза, сложила ладони и начала молиться. Господь осуждает самоубийство, и все-таки Элиза надеялась на его прощение. Она не знала, какую молитву следует читать сейчас, и потому прочла ту, которую часто произносила перед отходом ко сну: – Огради меня, Господи, силою животворящего креста Твоего и сохрани меня в эту ночь от всякого зла. В руки Твои, Господи, Боже мой, предаю дух мой. Ты же благослови меня и помилуй и жизнь вечную даруй мне. Аминь.