Ядовитый соблазн (СИ) - Адамс Эрика
— Двадцать один, господин, — с лёгким акцентом ответил индиец, с каким-то восторгом глядя на Лаэрта.
— Это… это ничего не меняет!..
— Ох, милая, не стоит стоять в дверях в этом полупрозрачном пеньюаре, войдите. И мы поговорим обо всём, как добрые друзья.
Лаэрт отослал мальчишку. Нет, паренька, мысленно поправила себя Эмилия. Она словно загипнотизированная, вошла в кабинет и села на просторный диван. А Лаэрт уселся рядом, не преминув накрыть тело девушки, которое бил лёгкий озноб, мягким шерстяным пледом.
— Не разгуливайте в подобном виде. В это время года по коридорам хозяйничают сквозняки, можете простудиться…
— Как ты можешь быть таким спокойным? Как ты можешь вообще разговаривать с таким видом, будто ничего страшного не произошло?
— Страшного? — Лаэрт встал и налил себе бренди, откинулся на спинку дивана и отхлебнул из бокала, — поведайте мне, что такого страшного увидели вы.
— Я видела, как ты… как он у тебя..!
— Смелее, называйте вещи своими именами. Вы увидели, как Ранджит ублажал меня своим ртом, и ублажал невероятно хорошо. Это и есть то самое страшное?
— Почему? Нет, я не могу в это поверить!
— Что почему? Почему Ранджит? Почему не вы? Почему не кто-то другой? Или почему мужчина? Что именно почему?
— Всё! — вспылила Эмилия, — всё сразу!
— Выпейте, — насильно втиснул бокал в руку Эмилии Лаэрт, — выпейте и успокойтесь!
— Налей мне в другой бокал. Этого касались твои губы. Неизвестно, чего ещё они касались…
Лаэрт усмехнулся, но наполнил новый бокал бренди более чем наполовину. Эмилия отхлебнула. Горло обожгло, а в глазах защипало. Но крепость напитка странным образом отрезвила её.
— Так-то лучше. Итак, я готов быть откровенным. Спрашивайте.
— Я даже не знаю, с чего начать. Из-за увиденного… Именно поэтому ты избегаешь меня?
— Я всего лишь предпочитаю мужское общество женскому, только и всего. Меня не привлекают самки, — усмехнулся Лаэрт.
— Но как же..? А слухи? А твоя симпатия? А то, как ты целовал и… трогал меня, — чуть тише добавила Эмилия.
— Не будьте такой наивной. Неужели вы думаете, что я стану в открытую заявлять о своих пристрастиях, чтобы мне был закрыт путь наверх, а каждый бы презрительно называл меня педерастом? Всё дело в том, что подобных мне — немало, так же как и немало тех, кому всё равно, с мужчиной или с женщиной иметь дело. Разница лишь в том, что о таком не распространяются, тщательно оберегая свою тайну. А все эти поцелуи и вольности, маленькие слушки и шалости — ширма, не более того. Я неплохо управляюсь руками, а для создания необходимых слухов в обществе достаточно всего лишь задрать пару юбок, заставив надменных сучек потечь как следует. О и ещё — непременно дайте застигнуть себя врасплох…
Резкие слова, проскользнувшие в речи Лаэрта, неприятно резанули слух. Она впервые слышала от него подобную грубость.
— А как же я? — со слезами в голосе спросила Эмилия.
— А что вы? Вы фрукт иного сорта? Я ценю вас, как идеальную спутницу в браке, как верного друга. И только.
— Идеальная спутница в браке? То есть наш брак можно назвать идеальным?
— Почему нет? Или под браком вы подразумеваете обязательное сношение на всех допустимых поверхностях под громкие охи и вздохи? Не будьте так наивны! Для меня сам институт брака подразумевает нечто иное. Уважительное отношение друг к другу, помощь и поддержку…
— Хорошо устроился, Лаэрт! — не выдержав, язвительно отозвалась Эмилия, и следом выпалила, — нашёл красивую девицу в жёны, заморочив ей голову, и держишь подле себя мальчика, трахая его так, как тебе вздумается?
— Ха, спиртное развязало ваш язычок. Хотите оказаться на его месте?
— Хочу! — с вызовом ответила Эмилия.
— Увы! — со смешком ответил Лаэрт, — это не случится ни-ког-да.
— С чего вы так уверены?
Лаэрт залился смехом таким звонким и сильным, что даже слёзы покатились из глаз. А Эмилия смотрела и не могла оторвать глаз от этого мужчины с внешностью ангела, красивого и холодного настолько, что едва притронувшись кончиком пальца к нему, можно было лишиться кусочка собственной кожи. Вот только сейчас его идеальная внешность словно дала трещину, через которую ухмылка выглядела столь чудовищной, что ей хотелось бежать как можно дальше. Она силой заставила себя усидеть на месте.
— Эмилия, я презираю всех женщин, как представителей женского рода, как алчных самок, но уважаю в них человеческое. Ни одна из вас не способна заставить меня поднять копьё!
Он издевался и шутил, прихлёбывая бренди.
— Почему? Раз уж ты решил быть откровенным?
— Может, всё же соизволите не тыкать мне в ответ?
— Нет, Лаэрт. К своему супругу я буду обращаться наедине только на «ты» и никак иначе. Или даже этого права у меня нет?
— Хорошо. Почему… Почему я не могу иногда взирать на женщин без содрогания? Почему один вид вашей вечно мокрой и голодной щели вызывает у меня отвращение?..
— Можешь опустить оскорбляющие подробности, но в целом — да.
— Нет, милая, без подробностей не получится.
— Я слушаю, — вздохнула Эмилия и поднесла бокал губам, который оказался пустым. Она и не заметила когда успела выпить столько…
— Я рос без матери. Бедняжка была редкой красавицей, но слаба телом и болела чахоткой. Я помню её смутно. Отец так и не женился. Разумеется, это не означало, что у него не было связей. Некоторые из них проходили хоть и за закрытыми дверьми, но так явно, что сомнений не оставалось — отец любил женщин. А недостаток женской руки в моём воспитании он восполнял тем, что частенько оставлял меня у своей младшей сестры. Мне нравилось проводить время с Мирандой, она была старше меня лет на пятнадцать, остроумная и бойкая. Живая и озорная настолько, что порой мне казалось, будто она — моя ровесница. Однажды она спросила меня, скучаю ли я матери, и часто ли водит отец женщин. А потом заговорщическим тоном решила объяснить, что к чему происходит за закрытыми дверьми. В те десять-одиннадцать лет я уже имел представление. Но, разумеется, не настолько полное. Миранда…
Лаэрт замолчал и крепко стиснул бокал рукой, а затем, рассмеявшись, продолжил:
— Миранда была заядлой курильщицей опия. Наверняка, в тот раз она накурилась им особенно сильно или… В целом, мне плевать, по какой причине она решила приобщить меня к искусству плотских утех в столь раннем возрасте. Поначалу она просто начала раздеваться, постепенно. Велела потрогать свою грудь сначала пальцами, а потом приникнуть к ней губами. Я отказался, но получил затрещину и обещание рассказать отцу, какой я негодник. Для первого раза оказалось достаточно. Потом всё вернулось на круги своя. Но на этом Миранда не остановилась, это повторилось ещё раз через некоторое время, а потом ещё… Уже через месяц ни дня в её обществе не проходило без раздевания и моих постыдных поцелуев её груди, во время которых она, задрав юбки, ублажала себя. Пока не решила перейти к следующему этапу моего обучения, вынуждая вылизывать свою мокрую щель так, чтобы ей было приятно. Мог ли я пожаловаться? Не знаю. Отец всегда был довольно суров, и навряд ли бы поверил россказням сопляка, списав всё на возраст, во время которого иногда просыпаешься с эрегированной, словно деревянный кол, плотью. О, Миранда добралась и туда!.. Эта гнусная падаль отсасывала у подростка-юнца так жадно и неистово, словно никогда не имела дел с мужчиной и укладывала меня на себя, раздвигая ноги так широко, что мне казалось, будто она сожрёт меня, заглотив своим лоном целиком. На счастье, я в то время уже подавал успехи и был отправлен отцом в закрытый пансионат для мальчишек. Нужно ли говорить, что именно там я познакомился с одним из своих первых любовников. Ублажать мужскую плоть оказалось намного приятнее, так же как и вонзаться в тугое, узкое отверстие, не извергающее потоки мерзкой слизи в процессе… Я редко бывал дома и не пересекался с Мирандой наедине вплоть до окончания пансионата. К выходу из которого уже понял, что мои пути с женским полом расходятся в разные стороны. Не единожды я пытался проникнуться тем, что зовут возбуждением перед женщиной, но каждый раз перед глазами вставала Миранда, стонущая и толкающая мне в рот своё лоно. Проще говоря, ни одной самой опытной блуднице не удалось вернуть меня на стезю отношений с женщинами. Миранда, завидев меня после окончания, была приятно удивлена и чертовски возбуждена. Я читал это в её глазах, горевших мерзкой похотью, и слышал это из её уст, когда она, столкнувшись намеренно в тёмном полупустом коридоре, прижалась всем своим телом и начала стонать мне в рот о своей пагубной страсти. Мой маленький сладкий мальчик, давай вернемся к нашим невинным шалостям, умоляла она, растирая себя внизу и доводя до исступления. Сладкий мальчик согласился с ней встретиться наедине, вдалеке от посторонних глаз. Лёгкая пешая прогулка в живописной гористой местности. Укромная тайная пещерка, путь к которой пролегал через небольшую, но глубокую пропасть с подвесным мостом. Бедняжка горела таким огнём нетерпения, что оступилась и не смогла удержаться. Её голова треснула, как перезрелая тыква, разбившись о камни. Миранду нашли не скоро. Очень не скоро. Кроме меня никто не знал, куда она направлялась. Случайно пастух увидел безобразно распухшее тело, которое уже жрали черви… Жаль. Она была ещё так молода.
