Генри Хаггард - Джесс
Окончив рассказ, маленький человек поднял свою засаленную шляпу, в которую были воткнуты два истертых пера, нахлобучил ее на уши и стал чертить ногой круги на песке. Слушатели переглянулись. Рассказ не требовал комментариев и не вызывал ни малейшего сомнения в его правдивости. И действительно, оба они, подобно прочим жителям диких стран Южной Африки, слышали похожие истории и прежде, хотя и знали, что нельзя им всем безусловно доверять.
— Ты говоришь, — промолвил старик, — женщина предрекла, будто проклятие падет на их головы и что все они умрут насильственной смертью? Она была права. Двенадцать лет тому назад старик Якоб и его жена были зарезаны отрядом кафров из Мапоха в том же самом Лейденбургском велде. Я помню, эта история наделала тогда много шума, но все розыски ни к чему не привели. Фрэнка Мюллера с ними не было. Он в то время отправился на охоту и лишь потому избежал участи родителей, а вернувшись домой, унаследовал все отцовское состояние.
— Да, — отвечал готтентот без всякого признака удивления, — я знал, что все это случится, но я хотел бы там быть, чтобы самому все увидеть. Я знал, что в женщине сидел черт и что все умрут, как она предсказала. Когда черт сидит в человеке, то он помимо своей воли говорит правду. Посмотрите, баас, я ногой черчу на песке круг и произношу известные мне слова, и вот концы круга сходятся. Это круг старика Якоба и его жены англичанки. Концы сошлись, и они умерли. Один старый колдун научил меня, как следует чертить круг жизни человека и какие при этом произносить слова. А теперь я черчу другой круг — для бааса Фрэнка. Ага, на пути встретился камень, и концы не сходятся. Но я все продолжаю описывать круги и произносить известные слова, и вот наконец камень остается вне круга — и концы сходятся. Так будет и с баасом Фрэнком. В один прекрасный день камень сдвинется, концы сойдутся, и он умрет насильственной смертью. Черт, сидевший в англичанке, сказал это, а черти не могут лгать или говорить правду наполовину. А теперь смотрите: я стираю круги ногой, и вот их уже нет, и место по-прежнему чисто. Это значит, когда они умрут, они будут забыты и память о них сотрется с лица земли. Даже могилы их сровняются с землей!
При этих словах желтое лицо готтентота исказилось, и он добавил уже совершенно спокойным голосом:
— А сколько баас прикажет дать охапок сена серой кобыле, одну или две?
Глава X
Джон благополучно избегает опасности
В понедельник Джон, как и обещал, отправился в сопровождении Яньи на охоту к Хансу Кетце в шотландской тележке, запряженной лучшими лошадьми.
Он прибыл в сборный пункт в половине девятого утра и, видя множество телег и лошадей, стоящих возле дома, заключил, что он не единственный приглашенный. В самом деле, первым, кого он встретил при приближении к дому, был его недавний враг Фрэнк Мюллер.
— Посмотрите, баас, — воскликнул Яньи, — а вот и баас Фрэнк разговаривает с одним из кафров!
Разумеется, Джон не особенно обрадовался этой встрече. Он никогда не чувствовал расположения к Фрэнку Мюллеру, а со времени последнего с ним столкновения и печального рассказа Яньи просто возненавидел его. Выйдя из экипажа, он намеревался уже обойти вокруг дома, чтобы избежать неприятной встречи, как вдруг Мюллер, случайно подняв голову и заметив его приближение, подошел к нему и поздоровался с самой непринужденной улыбкой.
— Как поживаете, капитан? — он протянул руку, до которой Джон едва дотронулся. — Стало быть, и вы приехали поохотиться за оленями к дядюшке Кетце, да пожалуй еще и нас, трансваальцев, поучить, как стрелять. Да не глядите вы на меня так, будто кол проглотили. Вы, видно, все думаете о нашем недоразумении в Ваккерструме. Ну что ж, я был не прав и не стыжусь в этом признаться с глазу на глаз. Я немножко выпил и сам не отдавал себе отчета в том, что делал. Мы должны быть добрыми соседями, а потому забудем прошлое и станем добрыми друзьями. Я не злопамятен, да к тому же и религия нам это запрещает. Выкиньте эту историю из головы. Если бы только не эта обезьяна, — продолжал он, указывая пальцем на Яньи, стоявшего возле лошадей, — то ничего бы не случилось, а из-за него христианам вовсе не подобает ссориться.
Мюллер произнес всю эту тираду, точно школьник — вытверженный урок, переминаясь с ноги на ногу и глядя куда-то в сторону, из чего Джон, в ледяном молчании выслушавший произнесенную речь, заключил, что она не вылилась сама собой, а была заранее обдумана и приготовлена.
— Я вовсе не желаю с кем бы то ни было ссориться, минеер Мюллер, — отвечал он наконец, — я никогда не затеваю ссоры первый, но если меня тронут, — продолжал он угрюмо, — я сумею постоять за себя и насолить врагу. Прошлый раз вы первый задели моего слугу, а затем и меня. Я очень рад, что вы теперь сами видите свою неправоту. Что касается меня, то я вопрос этот считаю исчерпанным. — И он повернулся, чтобы войти в комнату.
Мюллер последовал за ним и, дойдя до того места, где стоял Яньи, опустил руку в карман, вынул монету в два шиллинга и бросил ее готтентоту, крикнув ему, чтобы ловил.
Яньи одной рукой держал лошадей, другой длинную палку с отметками, ту самую, которую показывал Бесси. Желая схватить монету, он нечаянно выронил палку, причем Мюллеру сразу бросились в глаза сделанные на ней зарубки, вследствие чего он тотчас же и принялся внимательно ее рассматривать.
— Что это такое? — спросил он, указывая на ряд больших зарубок, из которых иные, очевидно, были сделаны несколько лет тому назад.
Яньи дотронулся до шляпы, плюнул на «шотландца», как жители этой части Африки обычно называют монету в два шиллинга, и припрятал ее в кармане прежде, нежели решился что-либо сказать. То обстоятельство, что даривший был убийца всей его семьи, ничуть не умаляло в его глазах ценности подарка. Чувства готтентотов не отличаются возвышенностью.
— Ничего, баас, — отвечал он со странной усмешкой, — при помощи этих зарубок я веду свой счет. Если кто-нибудь прибьет Яньи, то Яньи отмечает на палке и перед тем, как ложится спать, смотрит на нее и говорит: «Придет день — и ты дважды ударишь того, кто тебя ударил один раз!» — и он делает это всегда, баас! Посмотрите, баас, какой длинный ряд этих отметок! Придет день — и я всем им отплачу, баас Фрэнк!
Мюллер бросил палку и последовал за Джоном. Дом отличался несколько лучшей постройкой, нежели дома большинства буров, и лучшим убранством внутри, хотя все же в гостиной недоставало пола, если не считать утрамбованной смеси глины с коровьим пометом, устланной шкурами убитых оленей. Посреди комнаты помещался стол, вокруг которого были расставлены самодельные кресла и диваны.
![Адель Кутуй - Неотосланные письма [Повесть и рассказы]](/uploads/posts/books/114880/114880.jpg)
