Ксения Габриэли - Анжелика и московский звездочет
– Ты пойдешь со мной? – тихо спросил Константин, бросая шпагу на полусгнившую половицу.
– Да, – обронила она полушепотом.
Значит, она все-таки могла говорить!
Константин едва сознавал, что же он делает. Он шагнул еще раз и оказался совсем близко от нее. Он ощущал нежный аромат ее кожи. Он подхватил ее на руки и вынес из избы. И пока он шел, невольно прижимая ее к своей груди, солдаты нестройно гомонили.
– Вот, – заговорил Константин, – вот она, эта девушка; она всего лишь человек, обыкновенный человек! Кузьма, – обратился он к одному из солдат, – ступай в избу, подбери мою шпагу! И не бойся, там никого нет, ни людей, ни чертей!
Кузьма, несмотря на уверенные слова своего командира, пошел в избу не очень охотно. Товарищи Кузьмы замерли, глядя во все глаза на заброшенное строение. Константин держал пленницу на руках. Он не ощущал тяжести, его ноша казалась ему легкой, ему было жаль опустить ее на землю, ведь она была босая. Но прошло совсем немного времени, и Кузьма воротился, неся шпагу Константина.
– Прицепи шпагу! – приказал солдату командир.
Константин высоко поднял девушку, солдат прицепил шпагу на надлежащее место. Константин посадил девушку на коня, затем легко взобрался сам. Вскоре вереница всадников потянулась по гладкой белой дороге.
Константин невольно вдыхал аромат нежной кожи красавицы. Похоже, она ощутила его нарастающее возбуждение. А он, в свою очередь, почувствовал, как она дернулась, явно пытаясь соскочить. Он поспешно откинулся, отстранился, насколько это было возможно, когда двое едут на одной лошади.
– Не убегай, – тихо, но властно проговорил Константин, – я не стану насиловать тебя, верь. А бежать тебе некуда. Тебя все равно поймают…
Он не ожидал, что она послушается так скоро. Должно быть, она очень устала.
***Константин приказал объявить крестьянам, покинувшим свои дома, что напугавшая их девка поймана. Мужики вновь собрались у широкого крыльца.
– Сейчас я все улажу, – быстро говорил Константин пленнице, – и тогда мы поговорим и я сделаю все возможное для того, чтобы помочь тебе…
По его приказу слуги принесли ей взятый у кухарки платок, шубку и сапоги. Одевшись на скорую руку, пленница вышла на крыльцо. Константин начал допрашивать ее на глазах у собравшихся. Но прежде всего он обратился к мужикам, мешая немецкие и финские слова.
– Вот она, ваша нечистая сила! – громко проговорил он. – Вы можете видеть, что это всего лишь человек! Вы можете спокойно вернуться в свои дома. Никакая опасность не грозит вам. Более того, те, которые не подчинятся приказу и не вернутся, будут наказаны, подвергнуты денежному штрафу и тюремному заключению! А сейчас я допрошу эту девушку. Но сначала пусть выйдет вперед старая Леена!..
Тетка Трины вышла послушно вперед. Она смотрела на красавицу с удивлением, которое со стороны могло показаться странным.
– Леена, – обратился к старухе Константин, – эта девушка – твоя племянница Трина?
– Не-ет… – отвечала Леена с легкой запинкой. Константин снова обратился к толпе:
– Здесь многие знали покойную Трину. Это она? Мужики загомонили, отвечая отрицательно.
– Вы видите, что это не дух, не привидение, не оживший мертвец, – продолжал Константин, – это живая женщина. – Он повернулся к девушке: – Ты – человек, живой человек? – Он решился спросить по-немецки. Ему показалось, что покамест он говорил с крестьянами, девушка прислушивалась и понимала…
– Я – человек, я – живой человек, – отвечала она, стараясь говорить громче.
Константин отметил про себя, что она говорит по-немецки не так плохо.
«Но она не похожа на финку, скорее на русскую…» – подумал он.
А вслух спросил:
– Ты – местная жительница?
– Нет.
– Откуда ты?
– Из Москвы.
– Ты из хорошего дома?
– Да…
Она отвечала коротко и четко, но откровенничать не хотела. Ему, в свою очередь, не хотелось, чтобы ее принимали за особу благородного происхождения, сейчас это могло повредить ей.
– Ты служанка, ты камеристка боярыни?
– Да.
Константин смотрел на лица мужиков, казавшиеся ему непроницаемыми. Только лицо Леены выражало изумление, недоумение и страх. Константин спустился с крыльца, ведя пленницу за руку, и подошел совсем близко к тетке Трины.
– Ну, Леена, посмотри на нее! Ты знаешь ее? Я снова спрашиваю тебя, ты знаешь ее?
Леена отрицательно замотала головой. – Скажи, – потребовал Константин, – скажи громко, знаешь ли ты эту девушку?
– Нет, – громко и напряженно произнесла Леена.
Константин схватил девушку за руку и принудил ее коснуться пальцами щеки Леены. Женщина задрожала. Константин вел девушку за руку и заставлял ее касаться кистей рук, а также и щек собравшихся мужиков. Одни отшатывались, другие охотно подставляли свои ладони и лица. Обойдя почти всех, Константин и девушка вернулись на крыльцо.
– Теперь вы убедились, – начал Константин, – теперь вы убедились в том, что перед вами живой человек? Отвечайте!
Раздались возгласы нестройные:
– Да…
– Да…
– Да…
– Человек…
– Возвращайтесь в свои дома, – повторил Константин. – Те, которые не вернутся, будут подвергнуты штрафу и посажены в тюрьму. Итак, вы возвращаетесь?
И снова зазвучало нестройное:
– Да…
– Да…
– Да…
– То-то! – произнес Константин удовлетворенно.
***Девушка сидела в кабинете Константина. Она расположилась в простых креслах, обитых дешевой материей. Для нее уже принесли обычную одежду русских простолюдинок: сарафан и блузку, а также чулки и плетеную из лыка обувь. Она умылась на скорую руку и теперь заплетала длинную русую косу. Константин снова убедился в ее необыкновенной красоте. Но лицо ее было грустным и утомленным.
Константин приказал слуге раскурить трубку. Илюха исполнил приказание, не смея глядеть на таинственную незнакомку. Он знал, что барин может быть очень суровым, даже и жестоким!
– Ты будешь пить кофе? – спросил, усаживаясь на канапе, Константин. Он взял свою голландскую трубку, устраиваясь поудобнее.
– Да, – ответила девушка.
Константин приказал подать горячий кофе, нарезанный хлеб и чухонское масло…
– И топленые сливки, поскорее!..
Оставшись наедине с красавицей, Константин безмолвно разглядывал ее. В этой безупречной, совершенной красоте действительно чувствовалось нечто странное. Сколько же ей могло быть лет? Пожалуй, лет восемнадцать. Нет, не более. И при этом такая совершенная, такая точеная красота. Нет, она не может быть москвичкой! Если бы она жила в Москве, о ней обязательно ходили бы самые разнообразные слухи. Такую удивительную женщину разве возможно скрыть? Нет, ее не могли держать в темнице; она не похожа на человека, изнуренного длительным тюремным заточением… Кто же она?..
