Рексанна Бекнел - Мой галантный враг
Она была уже готова обвинить его перед своим отцом, но вся ее решимость вмиг улетучилась. Никакие слова, подходящие к случаю, не шли на ум. Кроме того, размышляла она, нельзя же вступать в пререкания с отцом в присутствии такого множества гостей. Как ни раздражала ее эта помеха, она понимала, что должна приберечь свои обвинения до того момента, когда их можно будет высказать без посторонних. А уж тогда она без колебаний выложит отцу все — и насчет отвратительных повадок этого нечестивца и насчет его грубого обращения с ней у него в комнате. И тут, словно прочитав ее мысли, сэр Корбетт откинулся на спинку кресла и с самым благонравным видом обратился к будущему тестю:
— По-моему, я еще не имел случая должным образом поблагодарить вас за великолепную комнату, которую вы мне предоставили, лорд Бартон. Я нашел ее в высшей степени удобной. И купание в ванне удивительным образом помогло мне восстановить силы.
— За это можете поблагодарить Лиллиану. Она знает, как вести хозяйство в этом замке. Здесь нет ни одного слуги, который не кидался бы выполнять ее распоряжения по первому слову. — Старый рыцарь знаком приказал слуге наполнить кубки Корбетту и ему самому. — Она настоящее сокровище, моя Лилли.
Глаза Корбетта слегка скользнули по Лиллиане, и ей стало неуютно от этого беглого взгляда. Как же ему не стыдно, молча кипятилась она. Но лорд Бартон не мог видеть раздражающий блеск в глазах Корбетта, и продолжал:
— Да уж, когда Оррик-Каслом правит она, все здесь идет гладко под ее твердой рукой.
Корбетт задержал взгляд на этих самых руках и, к великой досаде Лиллианы, это случилось именно тогда, когда она потирала то место на запястье, которого касались его губы. Потом он медленно перевел взгляд на ее лицо.
— Вы совершенно правы. Молодая девушка, которую она мне прислала, была исключительно приветлива и расторопна. Она так хорошо прислуживала мне, что я почувствовал себя совершенно как дома. Если бы я знал ее имя, я бы непременно назвал его вам. Но, увы, едва она закончила свою работу, ее тут же и след простыл. — Он снова улыбнулся Лиллиане с убийственным обаянием.
— Прекрасно, прекрасно, — благодушно пробормотал лорд Бартон и поудобнее устроился на своем кресле. — А теперь, Лиллиана, пора приступить к трапезе.
От хитроумных замечаний Корбетта Лиллиана пришла в такое негодование, что не смогла даже ответить отцу. Все, на что у нее хватило сил, — это подать сигнал дворецкому, после чего в зале показалась длинная процессия слуг с разнообразными яствами на подносах. Они раскладывали аппетитные кушанья по тарелкам многочисленных гостей, и Лиллиана в каменном молчании наблюдала за результаты своего умелого управления. Однако мысли ее были заняты отнюдь не обильным ужином и не гостями, которые принялись жадно поглощать поданную им еду. Мыслями Лиллианы целиком завладел сидящий рядом мужчина.
Ее мучило ощущение его близости. У нее было такое чувство, как будто ее обволакивает тепло, исходящее от его тела. Она невольно посмотрела в его сторону и обомлела от его откровенного взгляда.
— Не смотрите на меня так, — тихо потребовала она.
— А как я смотрю на вас? — спросил он, наклонившись к ней.
— Вы сами знаете как! Как будто… как будто… — Лиллиана растерялась и почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо.
— Как будто… что? Как будто я с трудом могу поверить в свою счастливую звезду, обнаружив, что старая дева — моя нареченная оказалась той самой красавицей, которая сегодня мне прислуживала? Как будто я испытал огромное облегчение оттого, что моя невеста так хороша собой? — Он протянул руку, чтобы коснуться ее щеки, но она отпрянула, чтобы избежать этого.
Лиллиана послала ему уничтожающий взгляд.
— А если бы вы… — слова давались ей с трудом. — Если бы вы не обнаружили, что я так хороша собой, как скоро вы начали бы бегать за служанками?
— Уже ревнуете? — он насмешливо поднял рассеченную бровь. — Если вы имеете в виду нашу недавнюю встречу, то я не понимаю, о чем вам беспокоиться. В конце концов, ведь это вы меня одурачили.
— Я вас одурачила! — прошипела она. — Ну, а все же, если бы вы…
— Если бы я не вошел тогда к себе в комнату, вы бы успели получше покопаться в моих вещах.
— Это… это… это не ваша комната! — возмутилась она.
— Нет, моя, — возразил он. — И, хотя я действительно получил удовольствие от ванны, я до сих пор не могу понять, для чего вы решили притвориться кем-то другим. Что вы рассчитывали этим выиграть?
— Я и не думала… — она резко смолкла при виде приближающегося слуги с подносом.
С медленно закипающим гневом она наблюдала, как спокойно выбирал сэр Корбетт для них обоих куски жареного каплуна, копченого угря и запеченной свинины, — по обычаю им полагалось есть из одной тарелки. С подноса другого слуги он взял соленую рыбу, изюм и несколько кусков сыра разных сортов. Затем он налил в свой кубок изрядное количество вина и предложил Лиллиане.
Но Лиллиане вовсе не хотелось принимать от него никаких знаков этой насмешливой галантности. Не хотела она и оказать ему честь, согласившись есть с ним из одной тарелки. Она с надеждой ждала от него какой-нибудь вспышки; если бы правда вышла наружу, Лиллиана была бы только рада: уж очень подавлял ее тот фарс, который они разыгрывали перед всеми. Однако недовольство ее поведением выразил не сэр Корбетт, а отец.
— Ешь, дочка. Ешь и не позорь отца и жениха, выставляя напоказ свой упрямый нрав! Неужели ты хочешь, чтобы сплетники судачили и разносили повсюду басни о твоей строптивости?
Туллия и Сэнтон, сидевшие по другую сторону от отца, смотрели на нее во все глаза, позабыв о еде. Зато на лице Оделии было написано столь явное удовлетворение, что именно оно в конечном счете побудило Лиллиану уступить. Она не знала, почему Оделия считает необходимым так подчеркнуто выражать свое презрение к ней, но и Оделия и Олдис явно наслаждались, видя, как ненавистен Лиллиане предстоящий брак с Корбеттом.
Соблюдая всяческую осторожность, лишь бы ее пальцы не коснулись пальцев сэра Корбетта, Лиллиана взяла кусок каплуна. Но никакого удовольствия от еды она не получала и даже не в состоянии была достойно оценить плоды усилий поваров. Всеподавляющее присутствие человека, сидевшего рядом, отбивало у нее аппетит. В ней бурлили злые чувства. Что бы он ни делал — брал ли кусок мяса из полной тарелки, отзывался ли с похвалой о превосходном блюде, — ее ярость только нарастала. Она с трудом проглатывала кусочки каплуна и изо всей силы удерживала на лице приличествующее случаю выражение.
Во время трапезы Корбетт не заговаривал с ней, предпочитая, видимо, беседовать с ее отцом. Они говорили об угодьях и крестьянах, о предстоящей охоте в близлежащих лесах и об особенностях обороны замка. Между этими двумя мужчинами сохранялась еще некоторая натянутость — беспокойное чувство, порожденное годами вражды и недоверия. Но, несмотря на это, беседа текла плавно, и скованность первых минут понемногу рассеивалась.
