Александра Соколова - Царский каприз
— И… вы даже хотя бы через бесконечно доброго и бесконечно корректного великого князя Михаила Павловича не попытаетесь попросить отчета в том, о чем я сказала вам?
Несвицкий порывистым движением чуть не пополам разорвал перчатку и, не сдерживаясь, крикнул, как еще ни разу не кричал в доме Лешернов:
— Да вы с ума сошли! Вы положительно с ума сошли! Да понимаете ли вы, на что вы меня толкаете, о каком отчете вы говорите!.. Нет, у вас положительно какие-то допотопные понятия, и я, право, не знаю, как нам с вами жить придется при таком вашем мировоззрении!..
— Да и я в раздумье останавливаюсь перед вопросом, «как нам с вами жить придется»? — вздохнула Софья Карловна.
Князь ничего не ответил; он молча стоял перед ней, как бы что-то соображая и над чем-то крепко задумываясь.
— Я надеюсь, что ни вы, ни ваша матушка не позволите себе никакой резкой выходки и обойдете молчанием весь этот… несколько неловкий инцидент? — произнес он, первый нарушив молчание.
— Что сделает матушка, за это я вам поручиться не могу… Что же касается меня, то я смело могу уверить вас, что я только теперь вполне поняла и вас, и то, что ожидает меня в совместной жизни с вами. И я заявляю вам, что, как я никогда ни перед чем не сробею и не отступлю, так же точно я не пойду навстречу никакому новому оскорблению, сознавая, что заступиться за меня некому и ни на чью смелую и честную защиту я рассчитывать не могу! Это — тяжелое преимущество сирот, и не дай вам Бог когда-нибудь понять всю безотрадность этого права!..
Со своей матерью Софья Карловна не затрагивала вопроса о сделанном ей предложении. Слишком тяжело легло оно на их чуткие души. Но за них всем происшедшим возмутился великий князь Михаил Павлович, всегда умевший знать все то, что ему хотелось знать.
Великий князь в течение целого дня не видался с государем и даже не поехал к нему с обычным рапортом, запиской уведомив его о своем внезапном нездоровьи.
Государь не поверил болезни брата и на следующее утро сам поехал к нему на Елагин остров.
— Ты чего это дуешься? — спросил он, входя в кабинет брата, который поспешил встретить его на пороге комнаты. Чем это ты так разобиделся, что даже во дворец заглянуть не хочешь?
Великий князь с обычной ему прямотой резко отозвался об эпизоде с Лешерн.
— Ну, вот еще того не доставало, чтобы мы с тобой, с детства никогда не ссорившись, разодрались из-за бабьей юбки! — заметил государь. — Да и было бы из-за чего! Подумаешь, какая девственница!.. К гвардейским офицерам по казармам ездит! — повел он своими могучими плечами.
— Перестань! — серьезно, почти строго произнес Михаил Павлович. — Довольно того, что разные твои близкие любимцы могут оскорблять всех, кто им не по шерсти придется!.. На одного из них мне сегодня жалоба принесена, с которой я собирался завтра утром сам к тебе ехать!..
— Ты, стало быть, так и постановил ездить ко мне только с жалобами, а гостем тебе у меня тесно кажется?.. Разлюбить меня собрался?
— Нет, разлюбить тебя я не могу, если бы даже и пожелал сделать это… Но чем сильнее я люблю тебя, тем больнее мне видеть и слышать все то, что подчас вокруг тебя совершается! Ведь ты пойми, что теперь опять сделано!.. Чужая, ни в чем неповинная душа разбита, брат Николай! — взволнованным, слегка дрогнувшим голосом произнес Михаил Павлович, — чужое самолюбие затронуто… И все это сделано твоим именем, именем моего обожаемого брата и государя!
Голос великого князя дрогнул, и он, крепко пожав руку старшего брата, нежно поднес ее к губам.
Николай Павлович, глубоко тронутый, поспешно отдернул руку.
— Что ты?.. Полно!.. Успокойся!.. Стоит так волноваться из-за всего этого!.. Ну, хорошо, согласен, я не прав, да, впрочем, и не столько я, сколько тот, кто в своей угодливости без достаточного такта перешел необходимые границы.
— И ты такого человека выбираешь себе в поверенные? — укоризненным тоном произнес великий князь.
— Уж и «поверенные»!.. Скажешь тоже! Я никогда ровно ничего не доверял и не доверю ему, а женскому капризу я особенной цены не придаю и об этих пустяках действительно говорю с ним довольно часто и довольно прямо. Но как бы то ни было, а твое протеже — особа не в меру заносчивая! — недовольным тоном продолжал государь. — Ведь что она по моему адресу говорила!.. Как неосторожно выражалась…
— Ну, знаешь что? Довольно об этом!.. Вообще оставим всю эту прискорбную историю в покое!.. Меньше чем через неделю наши молодые обвенчаются и заживут себе той жизнью, какую им Бог на долю пошлет! До нас с тобой им и высоко, и далеко… Пожелаем мы им счастья издали и перестанем о них и говорить, и думать! — примирительно произнес великий князь.
— Согласен! — нехотя ответил государь. — Тем более, что у меня в виду имеется кое-что другое. Скажи, ты сам лично будешь посаженным отцом на свадьбе этой Лешерн?
— Да! А что?.. Ты меня заменить хочешь?
— Ну вот еще вздор!.. Стану я по всяким там свадьбам разъезжать!
— Нет, я думал потому, что наша «волшебница» так внимательно отнеслась…
— То императрица, а то я! — нервно произнес государь, вставая с места и первый направляясь к двери. — Я пройду к великой княгине! — обернулся он к брату и направился в ту сторону дворца, в которой помещались личные покои супруги Михаила Павловича, великой княгини Елены Павловны.
VII
НЕВОЛЬНЫЙ БРАК
Несвицкий угадал. Прибывший из Москвы родственник был действительно командирован матерью князя Алексея, старой княгиней, в которой он с самой ранней юности души не чаял и у которой находился в полном безотчетном повиновении.
Этот двоюродный дядя князя Алексея Несвицкого, степень родства которого с княгиней и ее меньшими детьми не была ни для кого тайной в Москве, был человек очень богатый, очень добрый и покладистый.
Он внимательно выслушал князя, понял его положение, взвесил все, что он имел «за» и «против» женитьбы на дочери генерала Лешерн, и взялся устроить это дело «там», «дома», причем, прежде чем уехать, вручил князю Алексею тысячу рублей на свадьбу, обещая скрыть от княгини эту довольно щедрую помощь.
— Ну чего тут! — добродушно произнес он в ответ на горячую благодарность князя, необыкновенно довольного этой неожиданной поддержкой. — Я и больше дал бы, да с собой не захватил!.. Правду сказать, княгиня наша в последнее время порядком-таки пообрезывает меня!.. Славная она у нас, только строга не в меру!.. Да ты, князек, не горюй! — ласково закончил он, по старой памяти называя Несвицкого тем именем, каким он звал его, когда тот был еще ребенком. — Я все меры употреблю к тому, чтобы уговорить ее… А ты говоришь, очень хороша невеста-то твоя?