Евгения Марлитт - Наследница. Графиня Гизела
— Теперь ведь недолго уж осталось терпеть, тетя! — успокоительно сказала советница, наливая кофе. — Еще несколько недель — и она покинет твой дом навсегда… Я тоже думаю, что доброе семя упало на каменистую почву, — в этой неблагодарной душе, стремящейся сбросить узы морали и добрых нравов, наверное, нет ни одной благородной черты. Впрочем, нам, имеющим счастье происходить от нравственных родителей, не следует судить ее слишком строго — легкомыслие у нее в крови… Быть может, во время одного из ваших путешествий, господин Франк, — шутливо обратилась она к адвокату, — вы будете где-нибудь любоваться ею — на канате или в цирке.
— Это на нее не похоже, — внезапно сказал спокойным, но решительным тоном профессор.
Госпожа Гельвиг гневно повернулась к сыну, а глаза молодой вдовы утратили на мгновение свою неизменную кротость. Затем она, добродушно улыбаясь, встряхнула кудрявой головкой и хотела что-то сказать, но ей помешал громкий плач Анхен. Девочка бежала к матери с судорожно зажатой коробкой спичек в правой руке. Платьице ребенка пылало… Советница в ужасе вскрикнула. Ее взгляд скользнул по собственному легкому платью, и, как безумная, со смертельно бледным лицом она протянула вперед руки, как бы желая оттолкнуть ребенка, и одним прыжком исчезла за стеной тисов.
Дамы с криком разбежались во все стороны, как испуганная стая голубей. Одна госпожа Гельвиг мужественно поднялась с места, да бросились вперед мужчины. Но они опоздали. Фелисита завернула в свою юбку ребенка и старалась потушить пламя, но оно было слишком велико, и тонкая ситцевая юбка молодой девушки загорелась. Не теряя присутствия духа, она схватила девочку на руки, пробежала по лугу на плотину и спрыгнула в ручей.
Раньше, чем мужчины поняли намерение убегавшей девушки, огонь был уже потушен. Они вступили на плотину в ту минуту, как Фелисита, держа на правой руке мокрого ребенка, схватилась левой за ветви орешника, чтобы выйти на берег. Одновременно с мужчинами появилась и советница.
— Мое дитя, спасите мою Анхен! — закричала она с отчаянием.
— Не замочи себе ботинки, Адель, а то заработаешь насморк, — сказал профессор с едкой иронией, быстро спускаясь и протягивая Фелисите руки, но он медленно опустил их — совершенно спокойное до тех пор лицо молодой девушки вдруг изменилось, между бровями легла глубокая складка, и глаза метнули уже знакомый Иоганну холодный враждебный взгляд. Фелисита подала ему маленькую Анну и вскочила на плотину, опираясь на руку адвоката.
Профессор отнес ребенка в дом и осмотрел его ожоги — пострадала только левая рука. В то время как советница была в кухне, девочка незаметно взяла с плиты спички и, зажигая их в саду, подожгла свое платье.
Разбежавшиеся дамы собрались снова и осыпали ласками «бедного ангела».
— Милая Каролина, — сказала советница с кротким упреком, — неужели вы не могли присмотреть немного за ребенком?
— За несколько минут до того вы запретили мне выходить из дома, — мрачно возразила Фелисита, бросая на молодую женщину проницательный взгляд.
— Почему это, Адель? — удивленно спросила госпожа Гельвиг.
— Боже мой, тетя, — не смущаясь, ответила вдова, — ты поймешь это, если посмотришь на ее волосы. Я хотела избавить всех нас от того дурного впечатления, которое производит неряшливость.
Фелисита растерянно схватилась за голову: гребень, никогда не сидевший крепко в этих густых, упрямых волосах, выскользнул и лежал, вероятно, в ручье. Распущенные локоны окружали сиянием щеки и плечи девушки, еще осыпанные водяными каплями.
— Так-то вы благодарите за спасение вашего ребенка? — резко спросил адвокат, не спускавший глаз с Фелиситы.
— Как вы можете быть так несправедливы ко мне, господин Франк! — обиженно воскликнула советница. — Мужчина никогда не поймет материнского сердца. В первую минуту невольно сердишься на того, кто мог бы предотвратить опасность, хотя и признаешь с благодарностью, что эта небрежность искуплена спасением… Дорогая Каролина, — обратилась она к молодой девушке, — я никогда не забуду сегодняшнего дня… Если бы я могла сейчас доказать вам свою благодарность! — Она быстро сняла с руки браслет и протянула его Фелисите. — Возьмите этот браслет, он мне очень дорог, но за жизнь моей Анхен я с радостью пожертвую самым любимым!
Глубоко оскорбленная Фелисита оттолкнула руку советницы, хотевшей надеть ей на руку браслет.
— Благодарю вас, — сказала она, гордо откинув голову, — я никогда не приму вознаграждения за любовь к ближнему, а тем более — жертву… Вы сами сказали, что я только искупила свой недосмотр, и потому вы мне ничем не обязаны.
Госпожа Гельвиг почти вырвала у советницы браслет.
— Ты с ума сошла, Адель! — проворчала она сердито. — Что ей делать с этой вещью? Подари ей простой, прочной материи на платье, вот и все!
— Я нахожу, что мы все жестоко относимся к вам, — сказал Фелисите Франк. — Сначала вас оскорбили, предложив вам золото, а затем мы равнодушно оставляем вас в мокром платье… Я побегу в город и вышлю вам и малютке все необходимое.
Он поклонился и вышел.
— Дурак! — раздраженно сказала госпожа Гельвиг, обращаясь к дамам, с сожалением посмотревшим вслед Франку.
Профессор, занятый ребенком, не проронил ни слова; но с того момента, как советница предложила молодой девушке браслет, он сильно покраснел… Наконец он предоставил завернутую в плед девочку нежным рукам дам и направился к двери. Фелисита ушла в угол и прислонилась к стене; мертвенная бледность лица, нахмуренные брови и сжатые губы ясно показывали, что она испытывала сильную боль от обожженной руки. Взор профессора остановился на молодой девушке, и через мгновение он стоял перед ней.
— Вам очень больно? — быстро спросил он.
— Я могу терпеть, — ответила Фелисита дрожащими губами и отвернулась к окну — она не могла видеть эти глаза, столь ненавистные ей с детства.
— Вы не хотите принять моей помощи? — доброжелательным тоном спросил он.
— Я не хочу вас утруждать, — ответила девушка. — Я вылечу себя сама, как только мы вернемся в город.
— Как хотите, — холодно сказал профессор. — Но я должен вам напомнить, что моя мать еще нуждается в вас.
— Я этого не забыла, — ответила она менее раздраженно. Она почувствовала, что это напоминание о ее обязанностях было сделано не с целью ее унизить, а чтобы заставить ее принять его помощь. — Я отлично помню наш договор, — добавила она, — и вы до последней минуты найдете меня на указанном мне месте.
— Твоя медицинская помощь понадобилась и здесь, Иоганн? — спросила, подходя, советница.