Мэй Макголдрик - Пламя
Стаскивая рубашку, Гэвин слегка поморщился от боли: ушибленное плечо уже онемело. Оглядывая свои апартаменты и размышляя о том, что дала ему судьба, Гэвин понимал, что сейчас не время для воспоминаний о прошлых обидах. Рассудок подсказывал, что ему и так есть чем заняться, не добавляя междоусобицу с соседом к списку своих проблем. Итак, завтра он должен продемонстрировать свои лучшие манеры и на должном уровне оказать почести этому презренному псу Этолу и своре его приспешников. Он чувствовал, что найдет в себе силы совершить этот подвиг дипломатии.
Пока Гэвин снимал с себя последние предметы одежды, его взгляд был прикован к портрету Джоанны Макиннес. Опускаясь в деревянную лохань, Гэвин внезапно застыл, а затем, шагнув из теплой воды, пересек комнату и вернулся обратно, держа в руках свой палаш. Залезая в воду снова, он положил меч поперек опор огромной лохани и устроился поудобнее, чтобы хорошенько отмокнуть. Он опять разместил картину над каминной полкой и любовался ею, не уставая вглядываться в прекрасные черты. Он больше не допустит, чтобы картина исчезла. К тому же гораздо приятнее погрузиться в фантастические мечты, связанные с образом этой девушки, чем размышлять о приезде докучливых гостей.
Расслабляться в ванне, конечно, дело приятное, но завтра Гэвину предстояло сделать очень многое. Например, расспросить священника об истории аббатства. Нужно было получить больше информации о прошлом рода Макиннесов и их связях с графом Этолом.
Глаза Гэвина вновь стали изучать загадочную улыбку Джоанны Макиннес. Он хотел узнать как можно больше об этой молодой женщине и ее тайной печали, о которой упоминала Мать.
Ну и, кроме всего прочего, он должен поймать этого пронырливого ублюдка, который продолжает красть его счастливую находку.
Честно говоря, в этом человеке не было ни капли благопристойности.
Неодобрительно глядя на него через комнату, Джоанна пришла к выводу, что он, вероятно, с таким же успехом может спать и в постели, утыканной гвоздями. Она стояла и наблюдала, как он вздохнул во сне, немного повернулся и снова расслабился. Гиганту явно было неудобно: его голова склонилась к могучей груди, мускулистые руки были согнуты в локтях и покоились на широком лезвии меча, лежавшем поперек лохани. Джоанна старалась игнорировать голые колени и бедра хозяина, торчавшие из воды, сосредоточившись на его внешности. Мокрые волосы были откинуты со лба, а глаза на хмуром, и в то же время очень красивом лице были прикрыты.
Борясь с желанием подойти поближе и осмотреть его рану, она пришла к выводу, что в целом он не особенно пострадал.
Гэвин снова пошевелился, и одна рука, когда он слегка двинул плечами, свесилась из лохани. Мысленно Джоанна попросила прощения у Господа за то, что появление здесь каждой ночью и наблюдение за тем, как он спит, может перерасти у нее в устойчивую привычку. Хотя она была уверена, что справится с этим. Великан спал мертвецким сном.
Заглянув в спальню сегодня ночью, Джоанна некоторое время подождала в потайном проходе, предполагая, что он закончит принимать ванну и ляжет спать. Пока этого не случилось, она успела даже наведаться в кухни и прихватить кое-что на ужин. Но и теперь он все еще лежал в лохани и спал.
Перед тем как войти в комнату, Джоанна намеренно поскребла ногой по плетеной циновке на полу, слегка постучала по деревянной панели, но, к ее облегчению, уроженец равнин продолжал мирно почивать в воде, которая, по ее мнению, к настоящему моменту должна была быть уже очень холодной. Ей не оставалось ничего другого, кроме как зайти в комнату, соблюдая, конечно, меры предосторожности.
Очевидно, этот лорд считал себя достаточно ловким, чтобы перехитрить ее. Если бы не молниеносная реакция девушки, она была бы уже схвачена, поскольку, как только она взялась за портрет, на ее лицо острием вниз начал падать кинжал. Хитрец положил его на торец картины, резонно полагая, что оружие может нанести травму или, по крайней мере, послужить сигналом тревоги.
Чудом казалось то, что она на лету сумела поймать кинжал, не уронив при этом картину. Была какая-то ирония в том, что повязки, которые она носила, чтобы скрыть ужасные шрамы, сейчас спасли ее руки от возможных повреждений. Как минимум, они спасли ее от неминуемого пленения.
Аккуратно положив картину на пол, Джоанна, не спуская с него глаз, медленно опустилась на колени возле лохани. Его длинные руки безвольно свисали по бокам, поэтому она смогла спокойно взять палаш и положить на тростниковую циновку в сантиметре, от его пальцев.
Джоанна поднялась на ноги, стараясь не задерживать взгляд на литых формах его тела. Эта игра с ночными визитами в его комнату для похищения портрета в своей дерзости зашла слишком далеко. Но она знала, что в ней было и нечто иное. Это являлось своего рода поводом, который она использовала, чтобы снова взглянуть на него. Быть ближе к нему. «Должно быть, я совсем потеряла разум», – решила она.
Девушка направилась к панели, категорически запретив себе проявлять какую-либо привязанность. Тем более нельзя допустить, чтобы ее поймали. Бросив на него последний взгляд и невольно засмотревшись, как размеренно поднимается и опускается его широкая грудь, покрытая густой растительностью, она внезапно ощутила беспокойство.
Вода, в которой он задремал, сейчас уже должна быть холодна как лед. Что будет, если он простудится? Кто будет о нем заботиться, если у него начнется жар? Если он ослабеет, врагам будет гораздо легче его погубить.
С подобными мыслями Джоанна возвратилась в секретный проход. Удерживая картину в руке, она решила еще раз поиграть с судьбой и намеренно с резким стуком закрыла панель. Ловко пробираясь в темноте, она слышала его громкие и очень колоритные проклятия, вызвавшие на ее лице невольную улыбку.
Тот факт, что при его появлении в одном из залов Грейт Холла воцарилась тишина, не удивил Гэвина Керра. Разговоры челяди и воинов, сидевших за завтраком, мгновенно стихли, а некоторые даже встали со своих мест. Многие из собравшихся, вероятно, полагали, что Гэвин рехнулся. В отношении остальных он был уверен, что те слишком напуганы, чтобы обращать на это внимание.
Он действительно поднял переполох посреди ночи. Одетый к один килт, Гэвин с шумом пронесся через Грейт Холл, выскочил но внутренний двор и направился в южное крыло. Он ясно понимал, как и толпа людей, поспешно следовавших за ним, что мошенник уже опередил его и повесил реликвию на старое место. Гэвин лично установил лестницу, взобрался к каминной полке и снял картину. Не обращая внимания на раскрывших рты зрителей, он с мрачным видом с портретом под мышкой молча направился в свою комнату.
