Мэдлин Хантер - Воскресшая любовь
– Нет, спасибо. Я пришел, чтобы повидаться с Эллиотом, но он занят и навязал меня вам. – Истербрук стоял с рассеянным видом и говорил своим обычным тоном, и только его цепкий взгляд, устремленный на леди Федру и Леону, выдавал его. – Однако у меня такое чувство, словно я вам помешал.
Пристально глядя на леди Федру, Истербрук направился к женщинам.
– Федра, вы же не собьете мисс Монтгомери с пути истинного, не правда ли? Не втянете ее в какое-нибудь сомнительное предприятие, которое не сделает ей чести?
– У меня и в мыслях нет сбивать кого-либо с пути истинного – ни мужчин, ни женщин. К тому же мисс Монтгомери не дитя, которому требуется постоянный присмотр.
– Едва ли можно сказать, что леди Федра сбивает меня с пути истинного, – возразила Леона. – Наоборот – она наставляет меня. Я пришла посоветоваться с ней, какие приглашения мне следует принимать, а какие – нет. Когда мы познакомились в парке, своим искренним дружелюбием леди Федра завоевала мое доверие, и я поняла, что она сможет мне помочь.
– Я уже говорил вам, что сам с радостью окажу вам такую помощь, – заметил Истербрук.
– Я подумала, что женщину способна до конца понять только женщина. Есть тонкости, которые мужчинам не дано понять.
– Федра считает ниже своего достоинства появляться в том обществе, которое вас интересует. Поэтому не стоит всецело полагаться на ее мнение. Иначе рискуете потратить весь будущий месяц на пустую болтовню в компании идиотов.
– Вы тоже не можете похвастаться тем, что часто бываете в свете. Поскольку у меня нет других друзей в Лондоне, я вынуждена довериться собственной интуиции.
– Одна голова – хорошо, а две – лучше, – заметила леди Федра. – Надеюсь, Истербрук присоединится ко мне и мы вместе поможем вам, мисс Монтгомери.
Следующие полчаса они решали, кому именно Леона должна нанести визиты. Леона называла имена, а Истербрук высказывал свое мнение о тех, кто прислал приглашения. О некоторых светских особах из списка Истербрук многозначительно сказал, что Леона должна посетить такой-то бал или такую-то вечеринку.
Леди Федра в основном соглашалась с Истербруком.
В тот момент, когда они закончили обсуждение, вошел лорд Эллиот. После легкой, ни к чему не обязывающей светской беседы этот опытный дипломат увел Истербрука в библиотеку.
Как только дверь за мужчинами закрылась, леди Федра попросила Леону отдать ей статью.
– Истербрук обладает способностью видеть людей насквозь. Мы с вами имели несчастье возбудить его любопытство. Как бы он и впрямь не решил, что я сбиваю вас с толку, и не нашел способ вмешаться. Так что не тяните с подготовкой остальных статей. Напишите их как можно скорее.
– Не понимаю, как Истербрук может вмешаться?
– Не знаю. Он всегда добивается своего. Не мытьем, так катаньем. Было бы ошибкой недооценивать его. Не забывайте: он – маркиз Истербрук.
– А у тебя очень мило, – сказал Кристиан, когда Эллиот закрыл за ним дверь библиотеки.
– Ты пришел только за тем, чтобы сделать мне комплимент? Точнее, моему дому? Я много раз приглашал тебя, но ты под любыми благовидными предлогами не приходил.
– Эллиот, я не возражаю, когда ты пытаешься всеми правдами и неправдами вытащить меня из дома. Но помогать тебе в этом не собираюсь.
– Все-таки тебя наконец удалось выманить из дома?
– По некотором размышлении я пришел к выводу, что мне нужен твой совет.
– Мой совет?
– Речь пойдет о тебе. Если ты дашь мне совет, я вынужден буду его принять.
Эллиот удобно расположился на диване.
– Слушаю тебя внимательно.
Эллиот всегда слушал внимательно. Он обладал даром сконцентрироваться на чем-нибудь, в то же время не теряя связи с действительностью. Именно этим и объяснялся успех книг по истории, которые он писал. И еще Эллиот отличался уравновешенностью – в отличие от остальных членов семьи Ротуэлл.
– Эллиот, я часто размышляю, не мечтаешь ли ты когда-нибудь получить титул?
Изумлению Эллиота не было предела.
– О чем ты говоришь, Кристиан? Разумеется, у меня и в мыслях этого нет. Ты же знаешь, третий по счету сын не имеет права на титул.
– У меня словно гора с плеч свалилась. Когда у Хейдена родится сын, этот факт еще больше отдалит от тебя возможность получить титул. Сегодня я все утро думал об этом счастливом событии, которое вскоре произойдет. И моя радость была омрачена беспокойством о том, что ты, возможно, не слишком этому радуешься.
Эллиот пребывал в полном недоумении.
– А что, если у Хейдена родится не сын, а дочь? Надеюсь, и в этом случае ты обрадуешься не меньше.
– Несомненно. Только это точно будет мальчик.
– Кристиан, иногда ты… Да что там говорить, ты сам это прекрасно знаешь… Одному Богу известно, кто родится. Это не зависит ни от нашей воли, ни от нашего желания.
– Это будет мальчик.
Эллиот округлил глаза.
– А когда этот мальчик родится, я буду спокоен за наш род: он не прервется. Мой долг – обеспечить продолжение рода, – объяснил Кристиан. – Хотя признаться, мой статус несколько тяготит меня, и если бы я мог все устроить, я бы охотно отошел от дел. Титул должен носить более деятельный и энергичный человек. Такой, как Хейден, например. Существуют обязательства…
– Ты мелешь чушь. Во-первых, наш род продолжит не сын Хейдена, а твой сын. Во-вторых, если у тебя есть обязательства, выполняй их – и дело с концом.
– У меня не будет наследника. Я не осмелюсь заводить детей. – Последние слова вырвались у Кристиана сами собой. Он сам был не рад тому, что только что сорвалось у него с языка, и ругал себя за неосторожность. Чтобы скрыть смущение, Истербрук подошел к книжным шкафам и остановился, повернувшись к Эллиоту спиной.
Он думал сейчас о том, какое впечатление произвели эти слова на его брата. Наверняка Эллиот потрясен столь неожиданным признанием. А когда потрясение пройдет, Эллиот почувствует волнение. Может быть – жалость. А также удивление, что Кристиан вообще решился поднять этот вопрос.
– Ты не сумасшедший, – заявил Эллиот. – Мать тоже не была сумасшедшей. Не важно, что тогда болтали злые языки о матери или что сейчас болтают о тебе.
– Знаю, что я не сумасшедший. И что мать тоже не была сумасшедшей.
Кристиану это было известно лучше, чем кому бы то ни было. Но он хорошо знал, через какие страдания пришлось пройти матери из-за того, что ей были доступны тайны очень многих людей. Она видела людей насквозь, понимала их тайные мотивы и чувства. Она знала все и про Кристиана. Она избегала людей, особенно Кристиана, своего старшего сына. В нем она узнавала себя и понимала, что ничем не сможет ему помочь.
– Значит, твоя тревога связана с отцом? Кем бы он ни был, что бы ни сделал, мы здесь ни при чем. Ты никогда не будешь вести себя так, как вел себя он. Это был его выбор, – с горячностью проговорил Эллиот. Он еще не до конца примирился с особенностями отцовской половины наследственности, которая перешла братьям от родителей.
