Лиза Клейпас - Герой снов
– Я все время сталкиваюсь с подобными издевательствами, - взволнованно проговорила она, - но никогда к этому не привыкну. Зачем люди так жестоки?
Николай ничего не ответил, лишь резко задернул занавески на окнах кареты, чтобы не видеть роящуюся толпу. Эмма вглядывалась в полумрак, стараясь прочесть выражение его лица. Карета снова поехала.
– Наверное, вам было очень больно, когда цепь вас ударила? - робко спросила она. - С вами все в порядке?
Николай коротко кивнул, все еще охваченный старыми мрачными воспоминаниями. Как мог он так легко утратить над собой контроль? Он никогда не терял присутствия духа. Это было бы слабостью, которую он не мог себе позволить.
Запустив пальцы в рассыпавшиеся локоны, Эмма заговорила снова:
– Благодарю вас за то, что пришли мне на помощь. Вы меня спасли, так что я, кажется, снова у вас в долгу.
– На этот раз нет, - отозвался он. Внимание его медленно переключилось на нее. Хотя она отвернулась от него, ему показалось, что она пытается побороть слезы. - Тебе нужен платок? - спросил он.
Эмма покачала головой, отказываясь, но он все-таки вытащил платок из кармана и протянул ей.
– Я не плачу, - сказала она. - Я никогда не плачу. Слезы ничем не могут помочь, и лучше мне от них не становится.
Тем не менее она взяла мягкий полотняный квадратик, шумно высморкалась в него и с вызовом посмотрела на князя.
Сердце Николая забилось вдруг гулко и часто. Другие женщины пользовались слезами, чтобы обольстить или вызвать сочувствие, но его это никогда не трогало. Только Эмма смогла его взволновать, Эмма, старательно отрицавшая свою слабость, глядевшая с вызовом, чтобы он не смел ей сочувствовать.
Николай поймал себя на том, что склоняется к ней. Она невольно отпрянула, но он, не обращая внимания, обнял ее. После краткой борьбы она обмякла и прильнула к нему, прижавшись грудью к его груди. Ее волосы не были надушены, а пахли лесной свежестью, словно она отдыхала в зарослях фенхеля или на ковре жесткого зеленого мха. Он глубоко вдохнул этот аромат и замер, с трудом сохраняя самообладание: все его тщательно продуманные планы грозили рухнуть под напором необоримого желания. Каким-то чудом он заставил свои руки лежать спокойно и безжизненно у нее на спине, хотя испытывал отчаянную потребность трогать и гладить трепетное девичье тело.
– Упрямая, порывистая глупышка, - шептал он по-русски, зная, что она не может его понять. - Я ждал тебя тысячу ночей. Будучи с другими женщинами, я воображал, что это ты. Занимаясь с ними любовью, я притворялся, что держу в объятиях тебя. Скоро ты узнаешь, что предназначена мне судьбой. Скоро ты придешь ко мне…
Растерянная, озадаченная потоком непонятных слов на чужом языке, Эмма потрясла головой.
– Что вы сказали?
Николай замолчал, завороженный темным блеском ее сапфировых глаз. Он жаждал прильнуть губами к ее коже, осыпать поцелуями золотую россыпь веснушек, огненную бахрому ресниц. Его прославленное самообладание ускользало из-под контроля, протекая как песок между пальцами. Огромным усилием воли он взял себя в руки, вновь овладел своими чувствами и произнес с прохладцей, чуть насмешливо:
– Я сказал, Рыжик, что для слез нет повода. Не надо так переживать.
– Ничего не могу с собой поделать, - ворчливо отозвалась она. - Я всю жизнь такая… не к месту и не вовремя. Как бы мне хотелось быть как все вокруг. Единственной моей надеждой на это было выйти замуж за лорда Милбэнка.
Николай улыбнулся, бережно приглаживая ее растрепавшиеся волосы.
– В ту же минуту, когда ты станешь такой, как все, я покину Англию навсегда. Тебе предназначено идти не в ногу со всем миром. И если ты думаешь, что лорд Милбэнк дал бы тебе счастье, ты жестоко ошибаешься. Я хорошо знаком с людьми такого типа. Они есть повсюду. Как мыши.
– Я не стану слушать никаких оскорблений по поводу Адама…
– Ты когда-нибудь позволила ему увидеть эту сторону твоей натуры? Осмеливалась поспорить с ним? Нет! Ты надела маску тихой робости, чтобы угодить ему, потому что тебе нравились его внешность и обходительность. Ты считала, что он не захочет тебя, если поймет, как ты умна, отважна и свирепа. И ты была права. У него недостаточно мужской характер, чтобы оценить эти качества.
– Ну разумеется, ведь "свирепость" - чудесная черта женского характера, - пробормотала Эмма, высвобождаясь из его рук. - Странно, что Адаму это не пришло в голову.
– В России ты стала бы самой желанной женщиной на свете.
– Слава Богу, я не в России. Так что перестаньте мне льстить. Знаете ведь, что я этого не люблю.
Николай взял в ладони ее вспыхнувшее лицо и стал пристально его изучать. Кожа под его пальцами была мягкой, нежной и жаркой.
– Самой желанной женщиной на свете, - повторил он, глядя ей прямо в глаза и не давая отвернуть голову.
Дрожь пробежала по его телу. Эмма должна ощутить неодолимую силу, которая притягивала их друг к другу. Это их неразделимая судьба. Николай как истинно русский крепко верил в судьбу. Все происходит так, как назначено Богом, и чтобы предначертанное сбылось, требуются от русского человека лишь терпение и выносливость. Он, Николай, Господу Богу ведомо, доказал, что этого добра у него хватает.
Экипаж тряхнуло на выбоине, и Николай, оторвавшись от Эммы, снова уселся напротив. Однако он продолжал наблюдать за ней, хотя она упрямо не поднимала глаз от сложенных на коленях рук. До самого дома Стоукхерстов на берегу Темзы они не обменялись ни единым словом. Только здесь Эмма, запинаясь, сказала:
– Я очень благодарна вам, Николай, за оказанную сегодня помощь. Но… я предпочитаю, чтобы вы не делали дальнейших попыток увидеться со мной. Не думаю, что мы сможем быть друзьями. Я не жду от этого добра.
Возможно, она ожидала, что он с ней не согласится, даже станет спорить. Но он вместо этого лишь пожал плечами и криво улыбнулся:
– Как хочешь.
Расставшись с Николаем, Эмма испытала откровенное облегчение. С помощью кучера и конюха она разместила осла в конюшне за домом и позаботилась о его ранах и ссадинах. Она увидела, что он к тому же крайне истощен и страдает воспалением копыт. Впрочем, ее не покидала уверенность, что животное вполне сможет оправиться. Оставив его на попечение конюха, она направилась в дом.
Особняк Стоукхерстов представлял собой живописное здание в итальянском стиле, с мраморными колоннами, полами светлого мрамора, элегантными керамическими каминами и несколькими бьющими фонтанами, расположенными внутри дома. Эмме всегда нравилось здесь, хотя дому не хватало уютной атмосферы Саутгейт-Холла.
Расстроенная и встревоженная, она решила принять ванну и улеглась в огромной фарфоровой чаше с горячей водой. Ванная комната была украшена расписными изразцами. Эмма задумчиво водила мокрым пальцем, очерчивая силуэты крохотных экзотических птиц, и думала о Николае.
