Барбара Картленд - Ложь во спасение любви
Воцарилась тишина. Затем заговорил граф:
— Вам всего восемнадцать, Фелисити. И какое бы хорошее образование вы ни получили, ваша бабушка умерла, отныне я — ваш опекун, и вам придется повиноваться мне.
— А если я откажусь это делать?
— Тогда я вынужден буду найти средства, которые не имею никакого желания применять, чтобы вынудить вас под — чиниться моей власти.
— И какие, например? — спросила Кармела, презрительно улыбаясь. — Запрете меня в темнице, если таковая имеется в доме? Станете морить меня голодом или бить меня, пока не подчинюсь? А то и просто силой потащите меня к алтарю, а я буду сопротивляться и кричать?
Она говорила задиристо, но поскольку ее голос не терял своей удивительной мягкости и мелодичности, слова не звучали так агрессивно, как ей хотелось бы.
Наступила пауза.
Потом граф сказал:
— Я думаю, есть более легкое и эффективное средство, чем все упомянутые вами. До вашего совершеннолетия я в качестве опекуна имею право распоряжаться вашими деньгами и могу самостоятельно расходовать их.
Кармела тут же сообразила, что в таком случае он может заморозить банковские счета Фелисити, и ей вряд ли удастся предупредить подругу об опасности.
Она лихорадочно соображала, как бы ей выпутаться из создавшейся ситуации, что-нибудь сделать или как-то возразить, и ей показалось, граф, высказав последний свой аргумент, увидел ее замешательство и злорадствовал по этому поводу.
«Ненавижу его!»— думала она.
Сейчас он сумел перехитрить ее, дальше ей следует вести себя очень, очень осторожно, дабы не причинить вреда Фелисити.
В комнате надолго повисла тишина, потом наконец граф отвернулся от окна и обратился к ней.
— Думаю, Фелисити, мы оба довольно преуспели в размахивании кинжалами и борьбе друг с другом, не задумываясь о том, что в схватке можно и пострадать.
Кармела молча смотрела на него.
— Давайте начнем сначала? Я еще раз извиняюсь за свои слишком поспешные действия, а взамен прошу вас внимательно и непредвзято рассмотреть мои доводы.
Кармела хорошо его поняла. Он уступал ей эту маленькую победу, но сражение еще ни в коем случае не завершилось, и она ни капельки не сомневалась в его намерении выйти победителем в битве.
Тем не менее он протягивал ей пальмовую ветвь мира, и мудрее было принять ее, поэтому она тихо ответила:
— Вы и правда застали меня врасплох, но если я, как вы предлагаете, сумею принять ваши доводы и узнаю принца много лучше, нежели знаю его сейчас… возможно, я стану думать… иначе.
Закончив говорить, она догадалась, что граф остался доволен собой.
— Тем более, — заторопилась добавить она, — вы не можете не учитывать, что бабушка умерла совсем недавно, и я все еще в трауре, а, следовательно, не могу и думать о бракосочетании в течение нескольких месяцев.
Граф нахмурился, и Кармела поняла, что он не подумал об этом, более того, ей и самой ранее не приходило это на ум.
— Я не могу поверить, — заговорил он после недолгого замешательства, — что ваша бабушка желала бы видеть вас в трауре столь долгое время.
— Думаю, вопрос о сроках траура зависит более от чувств скорбящего, нежели от установок в обществе, — елейным голоском произнесла Кармела.
— Признаю вашу правоту, — согласился граф. — Но все-таки, Фелисити, постарайтесь подумать обо всем хорошем, что вы сможете сделать людям с помощью вашего состояния, какую пользу принесет ваше великодушие и, чему я искренне верю, какое счастье вы обретете с замечательным и восхитительным молодым человеком.
— Я обязательно подумаю обо всем, — заверила Кармела.
Граф протянул ей руку.
— Рад слышать это, — сказал он. — А тем временем давайте попробуем стать друзьями? Нам действительно нельзя начинать еще одну войну среди Гэйлов.
Выбора у нее не было, и Кармела в ответ протянула ему руку, еще раз ощутив силу его пожатия.
Она чувствовала, что он обезоруживает ее, и ей следует напрячь все свои силы, чтобы оказать ему достойное сопротивление.
Глава 4
Спускаясь по лестнице к обеду в красивом платье, Кармела думала, что не будь она так напугана выполнением своей миссии, провал которой вызвал бы негативные последствия для Фелисити, ситуация в целом выглядела довольно забавно.
Граф объявил перемирие, теперь он старался быть обходительным и обращаться с ней, как с умной и образованной женщиной, а не глуповатой школьницей.
За последние два дня она по достоинству оценила усилия, которые граф прилагал в общении с ней, возможно, ему впервые в жизни приходилось считаться с чувствами малознакомой женщины больше, чем со своими собственными.
Теперь он подключал ее к их беседам с принцем. Спрашивал ее мнение по тому или иному вопросу, и даже порой прислушивался к ее словам.
Она, безусловно, не сомневалась: единственное, о чем он мечтал — настоять на своих решениях и заставить всех и вся безоговорочно ему подчиняться.
Однако правила поведения в обществе и хорошие манеры вынуждали его считаться с принцем, хотя бы внешне.
Правда, это не составляло ему большого труда, поскольку молодой человек относился к своему другу с восхищением, граничившим с обожанием.
Кармеле отводилась роль противовеса в их компании. Когда она могла быть собой без опасения навредить Фелисити, она наслаждалась беседами с графом, больше походившими на выпады в фехтовальном зале.
Она поразила его своими познаниями в искусстве, она ведь разбиралась в картинах намного лучше его. Она также прекрасно понимала политическую ситуацию в Европе, и Это удивило графа даже больше, нежели превосходное знание живописи.
Этим она была обязана не столько отцу, который, конечно же, учил ее разбираться в живописи, сколько графине.
Графиня благодаря своему знакомству с государственными мужами и политическими деятелями всегда интересовалась политическими событиями, как за границей, так и в своей стране.
Каждый день Кармеле и Фелисити приходилось вслух зачитывать бабушке речи членов парламента, публиковавшиеся в газетах «Тайме»и «Морнинг пост».
А потом графиня объясняла им непонятные слова, а так как она лично знала многих из спикеров, то рисовала девочкам портреты этих людей без всяких прикрас.
Фелисити находила подобные занятия довольно скучными, но Кармелу все это интересовало чрезвычайно, и вот теперь она использовала приобретенные здания, удивляя и даже отчасти смущая графа.
«По какому праву он смеет считать всех молоденьких девушек глуповатыми?»— с негодованием спрашивала она себя, намереваясь доказать ему безосновательность подобной точки зрения.
Накануне вечером у них возник горячий спор относительно экономических реформ в деревнях, с проведением которых, к несчастью, сильно запоздали, и граф сказал:
