Барбара Картленд - Пленница любви
— Папины степенные Итоны будут шокированы моим видом, — воскликнула она, — но, в конце концов, что они могут сказать? Я вся в черном, нигде нет ни единой яркой ниточки.
Яркие цвета были неотъемлемой частью ее самой, подумала Сорильда. Как раз этого ей, Сорильде, и не удалось сохранить за последние шесть месяцев, с тех пор как жизнь ее омрачило появление герцогини.
Яркие цвета рождались смехом. Смеялись не только губы матери. Смех искрился в ее глазах; казалось, даже волосы ее вспыхивали смехом.
Что бы они ни делали сообща, все выходило весело. В их доме царила радость, которой Сорильда не находила в замке и которой ей страшно не хватало.
Эту радость создавала любовь, любовь родителей друг к другу и к ней. От этого их жизнь приобретала особое очарование, а все трудности воспринимались как увлекательное приключение.
Сидя рядом с сундуком матери и держа в руках ее черное платье, Сорильде внезапно стало за себя стыдно.
» Мама ни за что бы так просто не сдалась, — подумала она. — Она бы боролась своими собственными способами и справилась с герцогиней, чего я сделать не сумела «.
Сорильда вспомнила, как ее матери удавалось сделать счастливыми всех вокруг. К ней обращались со своими бедами; она выслушивала каждого и каким-то образом всегда находила решение.
Она умела заставить других понять: каким бы мрачным ни казалось все вокруг, человеку всегда есть чему радоваться, и люди уходили от нее, думая о своих удачах, а не горестях.
— Какой же я была глупой, мама! — обратилась Сорильда к ней.
Хотя девушка и сознавала, что позволила себе впасть в уныние из-за молодости, неопытности и одиночества, в этот момент она чувствовала, что предала память матери.
— Я буду бороться за то, чего хочу, и за то, что справедливо, — пообещала она матери. — Я буду вести себя по-другому, но ты должна мне помочь, мамочка. Одной мне не справиться.
Сорильда говорила и чувствовала, что по ее щекам текут слезы, но это были совсем не те горькие слезы, которые она так часто лила в последнее время.
Это были слезы решимости — слезы, принесшие мужество и надежду на будущее.
— Мамочка, помоги мне — попросила она опять.
Наклонившись, она поцеловала черное платье, принадлежавшее матери, и вдруг поняла, что ей надеть на свою свадьбу.
Глава 4
В дверь постучали, и Сорильда отвернулась от зеркала, в котором рассматривала свое отражение.
— Кто там?
— Это Харриет. Ее светлость велела мне причесать вас и помочь одеться.
— Спасибо, Харриет, но я прекрасно справлюсь сама.
— Но ее светлость… — начала было горничная, однако тут же замолчала и, видимо, отправилась назад доложить хозяйке, что Сорильда ее не впустила.
Сорильда слегка улыбнулась, потому что представляла, как разозлится тетушка. Но тут же в зеркале отразился тревожный взгляд ее зеленых глаз, и, заметив это, она гордо вскинула голову.
Она не должна бояться. Она покидает замок и тетушку, и теперь ей больше не придется унижаться и угождать той.
Вновь она посмотрела на себя в зеркало и поняла, что уже один только внешний вид придает ей мужество, какого дотоле у нее никогда не было.
Она стояла в материнском платье. Широкая юбка на кринолине из китового уса подчеркивала крошечную талию, а черный цвет усиливал белизну кожи и рыжий оттенок волос.
Этим утром Сорильда вымыла голову и не собиралась позволять Харриет обезобразить волосы отвратительной темной помадой или уничтожить прическу, мягкой волной спускавшуюся по обе стороны от лица.
Сорильда была бы совершенной тупицей, если бы не заметила, что выглядит не просто прекрасно, но и совершенно иначе, чем прежде.
Черный цвет придавал ее облику утонченность и элегантность. Когда же для довершения ансамбля она надела шляпу матери, то поняла, что вполне могла бы сойти за картинку со страницы мод из дамского журнала.
Три года назад эта шляпа с тульей из того же шифона, что и платье, по краям полей отороченная мягким кружевом, была последним криком моды; Сорильда решила, что лишь опытный женский взгляд найдет ее слегка устаревшей.
Разумеется, она понимала, что любого мужчину, в том числе ее дядю и будущего мужа, поразит вид невесты в черном.
— У меня нет выбора, — сказала она себе, но при этом подумала: даже если бы и был, все равно ее радует и воодушевляет мысль о том, что на ней надеты вещи, принадлежавшие матери.
Сорильда чувствовала тонкий нежный аромат фиалки — духов, которыми всегда пользовалась ее мать. Ими были пропитаны все ее вещи и все комнаты, где она находилась.
Аромат этот ничуть не напоминал тяжелый экзотический запах духов, которые любила Айрис. Сорильда часто думала, что он не к месту за городом и особенно — в замке.
— Мама, помоги мне! — произнесла она вслух.
В тот момент, когда она тихонько сказала эти слова, кто-то взялся за ручку двери. Дверь не открылась, так как Сорильда заперла ее.
В следующее мгновение резко и властно прозвучал голос герцогини:
— Сорильда, открой дверь! Не понимаю, с чего это ты вдруг вздумала запираться.
— Мне хочется побыть одной.
— Побыть одной? — воскликнула герцогиня. До этого никто еще не осмеливался высказать подобное пожелание, и она повысила голос:
— Никогда не слыхала подобных глупостей! Я хочу поговорить с тобой и проверить, так ли ты одета.
— Мне хочется побыть одной, — повторила Сорильда, — до тех пор, пока не настанет время спускаться для венчания.
Она представляла, в какую ярость пришла герцогиня оттого, что ей не подчинились. Сорильде показалось, что она услышала, как Айрис топнула ногой перед тем, как сказать:
— Никогда не слыхала ничего нелепее! Немедленно открой дверь! Это приказ! Сорильда взглянула на часы.
— Через десять минут, — быстро проговорила она, — мне больше не нужно будет подчиняться вашим приказаниям, и в эти минуты я хочу подумать о своем будущем.
Она знала, что ее ответ заставил герцогиню задохнуться от изумления. На мгновение та лишилась дара речи, а затем с восклицанием, в котором звучали раздражение и злость, удалилась прочь.
Несмотря на смелые речи Сорильда облегченно вздохнула. После стольких месяцев унизительного существования трудно было осознать, что сказанное ею — правда.
Больше ей уже не придется исполнять приказания герцогини, отныне она будет подчиняться лишь человеку, который вовсе не желал на ней жениться и так же, как она сама — Сорильда была уверена в этом, — с тревогой думал о будущем.
Девушка тут же заставила себя сосредоточиться только на одной мысли: замужество с графом давало ей возможность вырваться отсюда.
Она подошла к окну и постояла, глядя на парк. Ей вспомнилось, как она представляла себя пленницей королевской крови, сидящей под стражей в неприступной крепости.
