Люси Эшфорд - Куртизанка и капитан
— Вы будете отрицать, что до отказа заселили эти разваливающиеся руины бездомными и нищими бывшими солдатами?
Он отпустил ее, нахмурившись. Однако его широкие плечи и спина по-прежнему блокировали пути к отступлению.
— Мои друзья знают правду. — Его глаза опасно сверкнули. — Пишите что угодно, миссис Роуленд, и будьте вы прокляты!
— Ну и напишу, если сочту нужным! И не забуду упомянуть о том, как вы заставляете юных дурочек падать к вашим ногам! Как обещаете им… обещаете им…
Его глаза метали молнии.
— И что же именно я им обещал?
— Ничего, — прошептала она. О господи. Ей не следовало этого говорить.
Алек опять приблизился.
— Итак, что я им обещаю, миссис Роуленд? Хотелось бы и самому узнать! — На сей раз его губы тронула воистину порочная улыбка. — Деньги? Удовольствие? Вероятно, вы поддались вчера искушению в гораздо большей степени, чем готовы сейчас признать, воображая возможные последствия нашего краткого знакомства.
Розали уставилась на него, потеряв дар речи. Невозможно. Невероятно. Но желание, грубое и примитивное, заструилось по венам. Груди предательски напряглись, словно взывая к его умелым ласкам… И он подступил еще ближе, порочный огонь во взгляде превратился в настоящее пламя.
— Строите из себя скромницу, миссис Роуленд? Кто знает, если вы пообещаете мне быть щедрой, я могу и отпустить вас, не задавая больше никаких вопросов.
— Щедрой? — Розали вздрогнула. — Что вы имеете…
— Ты же сама была рада, — вкрадчиво напомнил капитан, — позволить мне отведать твоих прелестей. А теперь к делу. Во сколько ты ценишь свою свободу? — Он погладил ее щеку. Эта женщина нарочно испытывает его выдержку своими опасными играми. Непереносимое желание огнем охватило пах, мужское естество восстало.
И хотя Алек не хотел опускаться до се уровня, ему определенно стоило преподать ей урок.
Понимание сути его предложения потрясло Розали словно удар молотом. Прикосновения рук обжигали.
— Вы не можете. Вы не должны…
— Я с трудом себе представляю более приятный способ заключить сделку, — мягко проговорил он. — А вы?
Ее мир перевернулся. Она ощущала в тот момент его мужественные руки, поглаживающие спину, твердые и теплые прикосновения пальцев сквозь одежду. Видела его суровое лицо, переполненное чувством, которому она не знала названия. Алек заключил ее в объятия.
Он не мог отвести от нее глаз.
— Думаю, цена за твою свободу, Афина, будет такой. — Капитан опустил голову и поцеловал девушку.
Розали хотела сопротивляться, вовсе не намереваясь позволять ему это. Однако стоило Алеку обнять ее, исходящий из глубины жар полностью охватил се, наполняя вены жидким огнем, пробуждая по всему телу маленькие очаги желания. Едва сознавая себя, она хотела большего, гораздо большего, когда он прижал ее к себе, давая познать скрытую мощь, почувствовать возбужденное естество, упирающееся вниз живота.
Ее груди болезненно напряглись, требуя прикосновений. Лоно оросилось влагой желания. Его поцелуй был неторопливый, эротичный и крепкий, с едва ощутимым привкусом бренди. Мужской.
Линетт. Имя сестры молнией ворвалось в затуманенное сознание. Собравшись с силами, Розали оттолкнул Алека:
— Вы… вы… С вашей стороны просто подло так ко мне относиться!
Стюарт отступил назад, суровое лицо не скрывало эмоций.
— Я подумал, вы этого хотели. Черт побери, миссис Роуленд, вы лживая, бестолковая женщина! Что касается вашей желтой газетенки… Если что-нибудь, повторяю, что-нибудь появится в ней относительно Вороньего замка, я приму ответные меры. Здесь живут люди, которые зависят от меня, и я не позволю, чтобы они пострадали ради ваших дешевых сенсаций, надеюсь, вы понимаете?
Раздался стук, дверь открылась. Розали вновь увидела одноглазого. Невольно вздрогнула от презрительного взгляда, которым ее одарил подручный Алека Стюарта.
— На два слова, капитан, — позвал он.
Алек вышел на порог переговорить со слугой. После этого одноглазый отбыл, а капитан неторопливо вернулся в подвал.
Ему пришлось признать, что эта женщина обладала способностью всякий раз приводить его в замешательство. Чем она занимается? Кто она? Шлюха в Храме красоты, довольно прилично разбирающаяся в искусстве? Симпатичная молодая вдова и скандальная журналистка, не имеющая ни малейшего представления, какое влияние оказывает на мужчин?
А теперь Гаррет принес еще более поразительные новости об их вероломной пленнице. Алек презрительно сложил руки на груди и свысока посмотрел на Розали:
— Что же, миссис Роуленд, газетный корреспондент и прочее, прочее, прочее, похоже, у вас определенные обязательства, о которых вы позабыли ради небольшой прогулки погожим февральским утром. — Он указал на открытую дверь. — Вам лучше поспешить.
Обязанности? Что?.. Розали не сводила с него глаз.
— Вы имеете в виду, я могу уйти?
— Мы же заключили сделку, помните? — Алек пожал плечами. — Тот поцелуй в уплату за вашу свободу.
У меня нет больше желания удерживать вас.
— И тем не менее вы это сделали! — взорвалась Розали. — Меня заперли и продержали почти час! Я могу выдвинуть против вас обвинения.
— Какая оригинальная идея. — Его глаза опять зажглись. — В таком случае, естественно, я буду вынужден выдвинуть встречный иск, обвинив вас, например, в воровстве.
— Я… невозможно!
Он вздернул бровь:
— Подумайте об этом, миссис Роуленд. Мне не составит труда подтвердить, что из дома пропали ценные вещи. Кроме того, — капитан холодно взглянул на карманные часы, — вы долгое время были предоставлены сами себе.
— Я была заперта в пустой комнате!
И вновь он небрежно пожал широкими мощными плечами.
— Ваше слово против моего. И я могу предоставить любое количество свидетелей, запомнивших вас по участию в представлении в Храме красоты. Неужели вы думаете, будто судья в магистрате воспримет вас всерьез?
Розали упрямо вздернула подбородок:
— А вас, капитан Стюарт, воспримет ли он серьезно вас?
— Я герой войны, — ровным голосом ответил он. — И хотя мое финансовое положение далеко от процветающего, мое слово будет иметь больше веса, чем слово куртизанки, пишущей для желтой газетенки.
Алек заметил, как ее щеки залил багровый румянец. Она пыталась достойно ответить, но не могла подыскать нужных слов.
Он был почти разочарован. Почти ощутил в своем сердце сочувствие к молодой беззащитной вдове. Сделав над собой волевое усилие, он подавил в себе жалость. С каменным лицом капитан проследовал к открытой двери и указал на выход:
