Барбара Картленд - Исчезнувшая невеста
К несчастью, увлечение герцога ослабевало, едва женщина, обнаружив в нем в придачу к прочим достоинствам еще и талант пылкого любовника, привязывалась к нему всем сердцем.
Герцог сам не понимал, почему его влечет от одной женщины к другой. Может быть, это кельтская кровь, кровь сотен поколений мечтателей и сказочников, сказывалась в нем и гнала на поиски недостижимого идеала.
Однако теперь, по злой воле судьбы, герцог принужден жениться на женщине, которую не знает, брак с которой, как он инстинктивно чувствовал, не только унизит его гордость и достоинство, но и уронит его в глазах друзей.
Скрипя зубами, герцог натягивал на себя клетчатую рубаху и юбку — парадный костюм вождя. Одно он знает твердо: никогда в жизни он не покажет свою жену в высшем обществе!
Стоит кому-нибудь из его светских знакомых ее увидеть, и над герцогом будут потешаться все, кто раньше уважал его за хороший вкус!
Герцог вышел в маленькую столовую — в ней обычно собирался узкий семейный круг — и сел завтракать. Перед ним лежала написанная от руки программа сегодняшнего дня, где неутомимый мистер Данблейн обозначил: что, когда и как он должен делать.
Герцог раздраженно отодвинул бумагу. Сначала завтрак, иначе еда застрянет у него в горле.
Однако, проглотив несколько ложек овсянки, герцог с гримасой отвращения отодвинул тарелку и приказал принести бренди — необычный для него выбор.
Герцог тщательно следил за своей физической формой и старался как можно реже употреблять алкоголь. Конечно, он выпивал в компании друзей, но и там старался пить в меру и всегда предпочитал шампанское или хороший французский кларет.
Отправляясь на Север, герцог положился на отцовские погреба и не стал брать с собой дорогих вин; но в багаже его лежали несколько ящиков превосходного бренди.
Отхлебывая крепкий напиток, герцог думал, что бренди придаст ему сил и поможет встретить грядущие испытания лицом к лицу.
Первым номером в программе стояло венчание. Чем раньше герцог покончит с церемонией, тем больше времени ему останется, чтобы разъяснить своему клану причины и смысл союза с Килкрейгами.
Герцог уже собирался встать из-за стола, когда в дверях появился лорд Хинчли.
— Не удивляйся, Тэран, что я встал в такой непривычно ранний час, — заметил он. — Этот гам под окнами не даст спать и глухому!
Вглядевшись в лицо герцога, он добавил:
— Возможно, это и к лучшему: я смогу тебя немного развеселить.
— Вряд ли, — мрачно ответил герцог.
— Если честно, ты попал в крупную передрягу, — сочувственно произнес лорд Хинчли, — но знаешь, что я скажу? Если это неизбежно, расслабься и попробуй получить от всего этого удовольствие!
Лорд Хинчли сел напротив герцога и, дождавшись, пока слуги, накрывавшие на стол, выйдут из комнаты, продолжал;
— Послушайся моего совета: кончай поскорей с этим делом и сматывайся в Эдинбург! Я должен быть там послезавтра.
— Так скоро? — рассеянно спросил герцог.
— Скоро?! — воскликнул лорд. — Я и так задержался из-за твоей свадьбы! Черт возьми, а я-то мечтал с тобой поохотиться! Никогда не видел такого изобилия куропаток! Но что же делать — труба зовет.
— Действительно, нехорошо получится, если король появится в городе раньше тебя, — слабо улыбнулся герцог.
Лорд Хинчли изобразил притворный ужас.
— Боже упаси! Меня расстреляют, заточат в Тауэр или, того хуже, в Эдинбургский замок!
— Да, это куда страшнее расстрела, — мрачно заметил герцог.
— Так что буду ждать тебя в Эдинбурге, Тэран, — сказал лорд Хинчли. — Ты, наверно, захочешь плыть морем?
— Так быстрее, — ответил герцог. — Данблейн наверняка уже послал в город иоменов, представляющих наш клан на параде; хотя они скорее всего отправились посуху.
— А ты, я гляжу, стал настоящим шотландцем, — заметил лорд Хинчли. — По крайней мере, с виду.
Герцог издал звук, напоминающий рычание разъяренного медведя, и его друг, сокрушенно вздохнув, поспешил переменить тему.
Скоро — слишком скоро, как показалось герцогу, — настало время подняться в покои вождя, где должна была состояться брачная церемония.
Комната, разумеется, не могла вместить всех желающих, и внутрь пригласили только родственников и важнейших членов обоих кланов.
Герцог и лорд Хинчли вошли последними, когда все, не исключая священника, были уже внутри.
Оглядевшись вокруг, герцог заметил на переднем плане Эндрю, старшего сына Килкрейга, и рядом с ним — его жену.
«Вот на такой же толстой шотландской корове женят сейчас и меня!»— с обреченностью подумал он.
Миссис Эндрю Килкрейг в молодости была довольно хороша собой, но рождение троих детей губительно сказалось на ее фигуре.
Одета она была так, что в Лондоне герцог неминуемо принял бы ее за служанку. Огрубевшее от солнца и ветра лицо обрамляли жидкие локоны песочно-рыжего цвета.
Герцог еще раз взглянул на нее и со вздохом отвернулся.
Он терпеть не мог рыжих волос. Даже красавицы Тициана, которыми так восхищались ценители на континенте, вызывали в нем неприятное чувство. А в Шотландии, как известно, трое из четырех — рыжие.
С каждой минутой в душе герцога нарастало отвращение.
«Господи, как же король столько лет терпел свою неряху-жену?»
Оказавшись в Англии, юный шотландец быстро усвоил строгие правила личной гигиены и аккуратности, введенные в высшем свете все тем же Красавчиком Бруммелом.
Сам Бруммел был помешан на чистоте и опрятности. Он полировал даже подметки башмаков, а носовые платки отправлял стирать в Хемпстед, чтобы они впитали в себя свежий деревенский воздух.
Французы, подражавшие английской моде, вслед за ним посылали свое грязное белье в стирку на побережье, чтобы оно вернуло себе белизну в местных прачечных и высохло на свежем воздухе с солоноватым привкусом моря.
Георг Четвертый, став королем, предал проклятию неопрятность Минувшего века. Лишь немногие из его старых товарищей, например, Чарльз Джеймс Фоке или герцог Норфолк, осмеливались появляться при дворе в несвежем белье, не приняв предварительно ванны с ароматическими солями.
В своих домах в городе и в деревне герцог стремился поддерживать такую же чистоту, как король — в Букингемском дворце.
Нет, если его будущая жена — неряха, герцог не сможет последовать совету лорда Хинчли! У него не хватит духу и пальцем к ней притронуться!
«Пусть остается здесь и делает, что хочет! — свирепо подумал он. — Я о ней беспокоиться не стану!»
В уши ему ударило нестройное пение волынок. Герцог понял, что час пробил: Килкрейг, ведя за руку дочь, вошел в покои вождя.
Но герцог вдруг почувствовал, что не в силах поднять глаз.
