Барбара Картленд - Заблуждения юности
— Но такого человека не существует!
— И вы думаете, что я вам поверю?
— Но это правда!
— Тогда кому вы отдавали деньги?
После паузы Петрина сказала:
— Это… мои деньги.
— Но отвечаю за них до вашего совершеннолетия я!
— Может быть, я должна была… спросить у вас разрешения, но я чувствовала, что вы… помешаете мне сделать то, что я… хотела.
— В этом вы можете быть совершенно уверены.
— Я не могла вам тогда рассказать.
— Но вы можете рассказать мне сейчас! — настойчиво повторна граф.
Петрина опять заколебалась, а потом тихо сказала:
— Я хотела узнать у вас, как помочь тем несчастным девушкам, но чувствовала, что вы… не одобрите и… помешаете мне. И поэтому я решилась дать им денег без вашего ведома.
— Каким девушкам? — Граф удивленно посмотрел на нее, а потом сказал более мягким тоном: — Может, вы расскажете обо всем с самого начала? Мне довольно трудно уяснить себе, о чем вы толкуете.
С этими словами он сел в кресло у камина и кивнул головой Петрине, указывая на кресло рядом.
Она робко присела и настороженно, потемневшими глазами взглянула на графа, словно опасаясь, что он будет с ней чрезмерно резок.
— Однажды утром, когда вашей бабушке нездоровилось, я поехала по магазинам с горничной Ханной. Когда мы вышли из кареты, то увидели стоявшую поодаль девушку с младенцем на руках. Он показался мне таким худеньким и болезненным на вид. Она попросила меня помочь, и я дала ей немножко денег. И так как девушка была очень юная, я спросила, чей это ребенок.
Петрина бросила на графа быстрый, несколько смущенный взгляд и продолжила, понизив голос:
— Она мне рассказала, что ей было всего четырнадцать, когда она приехала в Лондон из деревни в поисках работы. На остановке дилижансов к ней подошел некий человек и сказал, что поможет ей. — Петрина перешла почти на шепот: — Он ее напоил джином, и она не очень уверена, что случилось потом, но больше она его не видела.
— Такие вещи случаются с девушками, которые тайком приезжают в Лондон, — сухо заметил граф.
— Этель — так ее звали — сумела устроиться на работу, но когда стало известно, что у нее будет ребенок, хозяева ее уволили. — Голос Петрины дрогнул. — И единственное, что ей оставалось, чтобы не умереть с голоду, это стать проституткой.
Наступило неловкое молчание, и так как граф ничего не отвечал, Петрина заговорила опять:
— А когда родился ребенок, ей пришлось просить милостыню, чтобы хоть как-то выжить.
— И она вам это все рассказывала, а вы стояли на улице и слушали ее?
— Но мы были не на Бонд-стрит, а на Мэдокс-стрит, на которой не так много прохожих, — объяснила Петрина. — И мне было очень ее жалко. Я отдала ей все деньги, что были со мной, и пришла на следующий день, чтобы дать побольше, но не нашла ее.
Граф издал нетерпеливое восклицание, и Петрина поспешила докончить рассказ:
— Я не могла спать в ту ночь и все думала, какая она худая и больная и какой маленький и больной у нее ребенок.
— Ну, это объясняет трату некоторой суммы денег, однако что вы скажете об остальных?
— Когда я ездила по Лондону с вашей бабушкой, я видела оборванных мальчиков и девочек с накрашенными лицами и в ярких платьях, которые стояли и заговаривали с проходящими джентльменами.
— Вам не следует замечать подобные вещи! — резко заметил граф.
— Но как я могу не замечать, если я не слепая? — возразила Петрина.
В ее голосе послышался прежний вызов. Затем, словно испугавшись, что рассердила его еще больше, она продолжала более спокойно:
— Я читала об условиях существования женщин и молодых девушек в Лондоне, об уличной проституции и как этих женщин эксплуатируют…
— Это не подходящее для вас чтение, — заметил граф. — Где вы могли почерпнуть такие знания?
Петрина не ответила, и он настойчиво повторил свой вопрос.
— В ваших газетах и журналах, — еле слышно проговорила Петрина.
— Но они не предназначены для ваших глаз.
— Думаю, ничего ужасного нет в том, что меня интересует, как живут в Лондоне обычные люди, — возразила Петрина. — И я читала не только «Политический наблюдатель», который обо всем этом пишет, но и речи в палате общин.
Граф знал, что в парламенте много раз обсуждались доклады специального комитета, который был образован в прошлом году для изучения реальных условий существования отверженных обществом женщин.
Полицейские, на честность которых можно было положиться, выступили в качестве свидетелей, и члены парламента были ошеломлены и шокированы тем, что узнали.
Эти сведения живо обсуждались в обществе, но исключительно среди представителей сильного пола, — дамы не решались проявить интерес к этой теме. Поэтому он был потрясен осведомленностью Петрины, хотя вслух сказал только:
— Я желаю знать, кому еще вы давали деньги?
— Боюсь, как бы вы не рассердились на меня, — ответила Петрина, — но однажды вечером, после того, как я познакомилась с Этель, я сама прошлась по Пиккадилли, чтобы собственными глазами увидеть, как это происходит…
— Вы прошлись по Пиккадилли?! — едва вымолвил граф. — Одна?!
— Нет, не одна, я не настолько глупа! Я оставила карету в конце Бонд-стрит и велела лакею Джиму сопровождать меня.
— Но Джиму не позволяется поступать таким образом! — загремел граф.
— Вы не должны на него сердиться! — встрепенулась Петрина. — Это я его заставила! Я сказала, что если он откажется, я пойду одна.
Граф открыл было рот, чтобы разразиться яростной бранью, но сдержался и только спросил:
— И что потом?
— Я обращалась ко многим женщинам, одна-две были со мной грубы, но другие, поняв, что я хочу им помочь, охотно отвечали на мои вопросы и рассказывали, как они стали проститутками.
— И вы им давали деньги?
— Конечно! И большинство из них были очень мне благодарны. Они говорили, что теперь могут не работать одну ночь и рано лечь спать у себя дома.
Граф сомневался, что все так и было в действительности. Наверняка сутенеры, которые постоянно крутятся вокруг таких женщин, отнимали у них эти деньги.
Но он не высказал своих сомнений, и Петрина продолжала:
— Одна из девушек мне сказала — а я об этом прежде не знала, — что ей не позволят оставить деньги себе, поэтому я договорилась с ней о встрече на следующее утро в парке. И после этого я так договаривалась со многими из них.
Граф поднес руку ко лбу, словно для того, чтобы разгладить набежавшие морщины. Он был озадачен, более того, совершенно убежден, что Петрине не удастся помочь падшим женщинам, хотя она, очевидно, на это надеется.
