Барбара Картленд - Честь и бесчестье
Герцог рассмеялся.
— Я хотел бы задать вам один вопрос, — сказал он после минутной паузы, — Вы привыкли судить о людях понаслышке или больше полагаетесь на собственные впечатления?
Шимона постаралась найти подходящие слова для ответа, но ей помешал Алистер Мак-Крейг, вернувшийся наконец в гостиную.
— Все устроилось как нельзя лучше, — объявил он. — А теперь с вашего разрешения, дядя Айвелл, я хотел бы вернуться к Китти. Я сказал ей о необходимости побывать у вас, обсудить кое-какие финансовые вопросы с вашими адвокатами. Она знает, что я останусь обедать в вашем доме, но наверняка не ожидает, что я проведу здесь всю ночь.
— Хорошо, Алистер, можешь идти, — разрешил герцог. — Но мне думается, тебе следует вернуться завтра пораньше и позавтракать с дедушкой.
— О, разумеется, я не опоздаю, — пообещал Алистер. — Не в моих интересах портить великолепное впечатление, которое наша блестящая маленькая актриса сумела произвести на старика!
И снова Шимоне почудилось в его словах нечто для нее унизительное.
Она сделала глубокий реверанс перед герцогом и далеко не столь глубокий — перед своим предполагаемым супругом:
— Спокойной ночи, ваше сиятельство. Спокойной ночи, мистер Мак-Крейг.
И быстро вышла из гостиной, не ожидая ответа обоих мужчин.
Направляясь на вечеринку, которую, как ранее опасался герцог, ему придется пропустить, он размышлял о том, насколько просто, без сучка без задоринки, претворяется в жизнь его план.
Он боялся, что при встрече старика Мак-Крейга с предполагаемой женой внучатого племянника могут возникнуть всякие непредвиденные сложности. Теперь же герцог с некоторым удивлением убедился, что Шимоне с первой минуты удалось установить со стариком теплые отношения, и о какой-либо агрессивности с его стороны не могло быть и речи.
Эта девушка, не мог не признать герцог, оказалась самой замечательной актрисой из всех когда-либо им виденных — если, разумеется, она и в самом деле играла роль.
Он просил Красавца Бардсли найти для него леди — и Бардсли, несомненно, нашел именно то, что нужно.
Благородное происхождение, по мнению герцога, чувствовалось не только в изысканных чертах лица Шимоны, но и в ее длинных тонких пальцах, изящном крутом подъеме маленьких ног, в каждом слове, которое слетало с ее уст.
Это было не то тщательно скопированное произношение так называемой «светской дамы», которое герцогу частенько приходилось слышать на сцене. Кроме того, девушке не составляло никакого труда подбирать нужные слова, чтобы достойно вести беседу.
Она была естественна, как цветок. В ее чистоте и прелести было что-то неуловимое и от белой лилии, и от душистой сирени, по весне наполнявшей своим ароматом сады Рейвенстоуна.
«Черт побери, кажется, я впадаю в сентиментальность!» — одернул себя герцог и постарался переключиться мыслями на Мэри Энн Кларк.
Когда-то в прошлом, пресытившись этой женщиной, герцог познакомил ее с его королевским высочеством.
В свои двадцать семь лет Мэри Энн была не только исключительно хороша собой — она обожала жизнь и буквально искрилась весельем, составлявшим всю ее сущность.
— Если кто-нибудь и сумеет помочь его королевскому высочеству забыть о своей холодной и уродливой жене-немке, служебных обязанностях и денежных затруднениях, то это, без сомнения, только миссис Кларк, — как-то заметил один из офицеров королевской армии.
Помещенная своим высочайшим покровителем в обширный особняк на Глостер-плейс, где в ее распоряжении было двадцать слуг, включая трех кучеров и трех поваров, Мэри Энн сполна наслаждалась своим новым положением.
На вечерах, устраиваемых миссис Кларк в своем доме, к услугам великосветских щеголей были красотки на любой вкус, и благодаря этой неистовой женщине его королевское высочество сумел погрузиться в вихрь буйных и нередко весьма сомнительных удовольствий.
В те времена считалось вполне естественным, что у каждого джентльмена, почитавшего себя настоящим светским человеком, должна быть любовница. Одним словом, несмотря на лицемерную скуку, царившую в покоях Букингемского дворца, это был грубый и порочный век, допускавший как само собой разумеющееся самые скандальные сожительства.
Безусловно, шумные оргии, устраиваемые принцем Уэльским и его не обремененными добродетелями друзьями, подвергались самому суровому осуждению. Но то, что происходило в Карлтон-Хаусе, не шло ни в какое сравнение с вакханалиями в домах других знатных господ.
На сегодняшней вечеринке у Мэри Энн наверняка можно будет встретить огромное количество ближайших друзей его королевского высочества.
Среди них, без сомнения, окажутся два самых скандальных графа Англии — Куинсбери и Норфолк, снискавшие дурную славу своим пьянством и развратом.
Сэр Джон Уэйд тоже будет гостем в доме Мэри Энн Кларк. Этот человек, едва ли имеющий безупречную репутацию, сколотил огромное состояние, занимаясь пивоварением, а его жена числила среди своих любовников самого герцога Йоркского.
Лениво размышляя о своих прежних многочисленных любовницах, с которыми он пережил немало восхитительных минут, герцог вспомнил и о Фанни Нортон.
Она была дочерью портнихи из Саутгемптона и сменила множество богатых покровителей, включая Ричарда Бринсли Шеридана и самого герцога, пока полковник Гарвей Эштон не продал девушку за пятьсот гиней графу Барриморскому, поскольку в тот момент ему позарез были нужны деньги.
Сомнительно, чтобы сама Фанни что-нибудь выиграла от этой сделки, ибо граф, прозванный «Вратами ада» за свой необузданный нрав, слыл одним из самых распутных лондонских щеголей.
Герцог вспомнил, как Фанни появилась в столовой полковника Эштона, где собрались на холостяцкую пирушку друзья хозяина дома, в том числе и этот самый «Врата ада». Девушку ввели в комнату на шелковом поводке.
Она была практически без одежды, так что граф мог досконально разглядеть, что именно он приобретает за свои деньги.
Покупка любовницы стала в те времена своеобразной модой.
Например, еще в юности герцог Йоркский купил одну из своих первых любовниц, дочь музыканта, за полторы тысячи гиней.
Возлюбленная лорда Герви, миниатюрное, похожее на куколку создание по имени Ванель Вейн, привлекла внимание премьер-министра, и в конце концов лорд Герви уступил ему девушку за весьма солидную сумму.
«Мне, слава Богу, никогда не приходилось покупать женщину!» — подумал герцог, лениво глядя в окно своей кареты, которая тем временем уже въехала на Глостер-плейс.
Справедливости ради следует заметить, что, наоборот, женщины сами, как мотыльки на огонек, устремлялись в объятия герцога еще до того, как он успевал выказать к ним хоть какой-то интерес.
