Констанс О'′Бэньон - Побег из гарема
— Мы уже плывем, Ахмед?
— Да, госпожа. — Он направился к лестнице и бросил через плечо: — Я скоро вернусь.
Бриттани опустилась на колени, слишком уставшая, чтобы стоять. Это был худший день в ее жизни, и ее охватывала дрожь при мысли, что ждет впереди. Корабль уносил ее все дальше от матери и Симиджина.
Верный своему слову, Ахмед скоро вернулся.
— Я принес вам еды, маленькая госпожа, и она выглядит вполне съедобной. Это, конечно, не фазан, но, похоже, какая-то дичь. — Он улыбнулся. — И уж наверняка заполнит пустой желудок.
Он вытер с бочки пыль, чтобы она села, и понаблюдал, как девушка взяла маленький кусочек мяса и попробовала его. Она сморщила нос от отвращения.
— Кажется, Ахмед, я не так уж и голодна. Это ужасно невкусно.
— Конечно, корабельная еда не сравнится с той, к которой вы привыкли. Как бы там ни было, вы должны есть, госпожа, ибо мы не знаем, что ждет нас впереди.
Понимающе кивнув, она заставила себя съесть еще несколько кусочков, прежде чем вернуть еду Ахмеду.
— Я уже не хочу есть. Беспокоюсь о маме.
Внезапно Ахмед насторожился.
— Ш-ш, — прошептал он. Бриттани нырнула за деревянный ящик, когда на лестнице послышались чьи-то тяжелые шаги. Она съежилась от страха, когда Ахмед загасил свечу, и они остались в полной темноте.
Появился матрос, неся фонарь, который освещал темные углы. Со своего укромного места Ахмед с Бриттани наблюдали, как матрос поставил какой-то небольшой ящик и двинулся назад к лестнице. Когда его шаги стихли, Бриттани испустила облегченный вздох.
— Как долго я должна оставаться здесь и прятаться от капитана и команды? — устало спросила она.
— Еще несколько дней. Когда уйдем достаточно далеко в море, чтобы капитану было несподручно возвращаться, только тогда вам можно будет выйти из укрытия.
Торн стоял у руля, искусно ведя «Победоносец» через опасные воды Золотого Рога.
Он чувствовал, что устал от моря, и все чаще испытывал неудовлетворенность жизнью. В последнее время мысли его часто устремлялись к отцу, и Торн задавался вопросом, пожалел ли тот о резких словах, которые были брошены им в ту ночь, когда Торн покинул семейную плантацию Стоддард-Хилл.
Мать его умерла, когда Торн был еще совсем маленьким, поэтому они с отцом стали очень близки — по крайней мере, до тех неприятностей, которые разлучили их. Мысли его потекли назад, к той ночи, когда все это началось…
Берки давали бал у себя в особняке, и на него съехались все жители округа. Торн только что вернулся из большого путешествия по Европе. Он купался во внимании всех женщин без исключения, танцевал со всеми подряд — молодыми и не очень, а его отец гордо взирал на сына, пользующегося таким успехом у прекрасного пола.
Торн как раз дал себе небольшую передышку, когда, взглянув на винтовую лестницу, увидел красивую женщину, улыбающуюся ему. Ее звали Вильгельмина. Волосы у нее были черные, кожа нежная и белая. И по сей день Торн не мог вспомнить цвет ее глаз, но у нее было лицо ангела.
Словно зачарованный, Торн устремился к ней. Когда она доверчиво протянула ему руку, он закружил ее по залу. А позже она вышла с ним в сад, казалась застенчивой и невинной, и в тот вечер он впервые в жизни влюбился.
После того вечера Торн и Вильгельмина были почти неразлучны, и он уже начал подумывать о браке и даже о детях. Потом они гуляли по саду, и она позволила Торну поцеловать ее. Он помнит, как боялся напугать ее своей необузданной страстью.
Откуда он мог знать, что Вильгельмина отнюдь не так невинна, как старалась казаться? В тот вечер она взяла его за руку и повела в дальнюю часть сада. Озорно поблескивая глазами, она подняла подол платья и, взяв его руку, положила себе на бедро.
Он помнит, как был шокирован ее смелостью, но его собственное желание пылало настолько жарко, что ему было все равно. Единственное, что он знал, — это что должен овладеть ею.
Она расстегнула ему бриджи и гладила пульсирующую плоть до тех пор, пока он не забыл обо всем на свете, кроме нее. Она потянула его вниз, на землю, задрала юбки и оседлала его. Он легко скользнул в нее, ибо она оказалась не девственницей, как он думал…
Торн сжал руки в кулаки. Как мало он знал о женском коварстве в то время! Он до сих пор видел лунный свет на лице Вильгельмины, глаза которой были подернуты пеленой и полузакрыты…
— Быстрее, быстрее, — выдохнула она ему в ухо. — Войди глубже. Я хочу почувствовать тебя всего.
Внезапно страсть его остыла, сменившись чувством отвращения. Теперь единственное, чего ему хотелось, — это уйти от нее. Было в Вильгельмине что-то низменное и порочное, он чувствовал. Но только год спустя ему довелось узнать, какая она подлая.
Вильгельмина почувствовала, что он отстраняется, и запротестовала:
— Что ты делаешь? Ты же еще не удовлетворил меня! Я думала, ты мужчина, но, наверное, ошиблась.
Его гордость была уязвлена, а мужская доблесть подвергнута сомнению.
— Возможно, я недостаточно опытен, чтобы соответствовать тебе, — ответил он, отстраняясь от нее и поднимаясь.
— Я могу научить тебя, — промурлыкала она. — Ты возбуждаешь меня, как никто другой. — Она протянула руку и игриво дотронулась до него. — Я могу тебе показать, как доставить мне удовольствие.
Он помог ей встать.
— Да, не сомневаюсь. Но меня это не интересует.
В ее глазах появился жестокий блеск.
— У меня создалось впечатление, что ты хочешь жениться на мне, или я ошиблась?
Он покачал головой:
— Не думаю, что мы подходим друг другу.
— Я уже рассказала всем вокруг, что мы поженимся. Ты хочешь выставить меня на посмешище?
— Не помню, чтобы мы обсуждали этот вопрос. Она молчала довольно долго.
— Ты злишься, потому что я была с другими мужчинами. — Она звонко рассмеялась. — Их у меня было больше, чем ты можешь сосчитать. Ты был таким наивным, где уж тебе было догадаться, что я хотела, чтобы мы занялись любовью в тот же вечер, когда познакомились. Ты даже не представляешь, как я мучилась, желая тебя.
Он попытался стряхнуть с себя отвращение.
— Думаю, нам обоим следует поскорее забыть о том, что сегодня случилось. Я уж точно намерен сделать это.
— Все мужчины одинаковы, — процедила она сквозь зубы. — Обвиняете женщину за то, что она делает то же, что и вы, и обзываете ее шлюхой.
Он отступил от нее, желая быть как можно дальше от этого места и от этой женщины.
Вильгельмина расправила юбки и привела в порядок волосы.
— Все равно я утром уезжаю в Саванну, и пусть это будет мой тебе маленький прощальный подарок. — Глаза ее сделались жесткими и холодными. — Могу я рассчитывать на то, что ты джентльмен и не расскажешь никому о том, что произошло между нами сегодня?
