Анна Рэндол - Грехи девственницы
Гейбриел обошел вокруг колонны, чтобы не упускать Мадлен с ее кавалером из виду. Конечно, она не знала о его расследовании, но лучше не подвергать ее опасности.
Лентон и Мадлен двинулись в сторону дверей, ведущих на террасу.
— Хантфорд?
Гейбриел обернулся на звук смутно знакомого голоса.
К нему направлялся высокий крепкий мужчина.
— Я так и знал, что это ты.
Гейбриел приветственно кивнул.
— Дэнбери.
Просто удивительно, что он встретил в этой толчее друга, которого не видел несколько лет. И все же внимание Гейбриела вновь сосредоточилось на Мадлен.
Она что-то сказала своему кавалеру, и они вновь присоединились к остальным танцующим.
— Я видел, как ты сбежал из столовой, когда началось сражение.
Гейбриел бросил взгляд на друга.
— Смотрю, ты тоже остался невредим. И такой загорелый. Как идут дела на плантациях твоей семьи?
— Хорошо. Они процветают под моим началом. А ты где пропадал? Последний раз я видел тебя в Оксфорде. — Широкий лоб Дэнбери прорезали морщины. — Постой-ка, я, кажется, слышал, будто ты стал полицейским?
— Так и есть.
Дэнбери тихонько присвистнул.
— Завидую. Защищаешь порядочных людей от разного рода преступников.
А еще он постоянно видит грязь, жестокость и смерть. Вслух же Гейбриел произнес:
— Мы делаем все от нас зависящее. — В конце концов, Дэнбери всегда был очень высокого мнения о правосудии. Не стоило его разочаровывать. — Как давно ты в Лондоне?
— Я уже собирался возвращаться домой, но корабль моего отца потребовал ремонта, и я вынужден был отложить отъезд. А потом я услышал об аукционе. — Дэнбери заговорщически посмотрел на Гейбриела. — Почему вы с очаровательной мисс Вальдан отсутствовали целых полчаса?
— У нас чисто деловые отношения.
Дэнбери многозначительно посмотрел на друга.
— И кто кому помогает: ты ей или она тебе?
Ничто не заставило бы Мадлен отказаться от его услуг быстрее, чем пересуды подобного рода.
— Я приставлен к ней в качестве телохранителя. Для всего остального я недостаточно богат.
— Если она не твоя дама, Хантфорд, ты не возражаешь, если я приму участие в аукционе?
Возражает. Но лишь потому, что не хочет, чтобы Мадлен одурачила его друга. А впрочем, какое ему дело?
Гейбриел пожал плечами:
— Поступай как хочешь. Мне все равно.
Последние аккорды растаяли в воздухе, и, когда многочисленные поклонники мисс Вальдан вновь сгрудились вокруг нее, Гейбриел с удовлетворением отметил, что Лентона оттеснили в сторону.
Последив за его взглядом, Дэнбери поморщился.
— Я не собираюсь принимать участия в этом безумии. Пусть лучше моя ставка говорит за меня. — Он нахмурился, заметив стоящую за спиной Мадлен пару. — Интересно, Тенету известно, что у бывшего покровителя его любовницы был сифилис? Пожалуй, стоит его предупредить. — С этими словами Дэнбери направился к своему знакомому.
— Готовы? — раздался голос Мадлен. Она стояла рядом с Гейбриелом, вопросительно вскинув бровь. — Если да, то идем. — Она рассмеялась.
Лакей подал Гейбриелу шляпу и пальто, и они с Мадлен спустились по ступеням. По улицам города медленно полз туман, шарахаясь от горящих факелов Чатем-Хауса.
— Жду вас завтра в десять, — произнесла Мадлен, поеживаясь от холода.
Гейбриел с трудом подавил желание накинуть на женщину свое пальто. Но он знал, что она не одобрит подобного порыва.
— Где ваш экипаж? Я сообщил лакею, что вы собираетесь уезжать.
Мадлен быстро погладила Гейбриела по руке.
— Я думала, вы наймете кеб. На сегодня вы свободны.
— И что же? Мне бросить вас одну на темной безлюдной улице? — Очевидно, наставления матери пустили корни гораздо глубже, чем Гейбриел ожидал. Джентльмен никогда не бросает леди. Правда, он не был джентльменом, а Мадлен — леди, и все равно Гейбриел никак не мог оставить ее здесь одну.
Раздался глухой стук копыт по булыжной мостовой, и перед ними остановился экипаж.
Кучер приветственно снял шляпу.
— В больнице Святой Марии не было мест, поэтому пришлось отвезти ее на Грин-стрит.
Больница Святой Марии — благотворительная больница. Что за дела у Мадлен…
— Вы…
— Я уже сказала, это не ваше дело. Почему бы вам не поискать кеб?
Только не теперь, когда Мадлен так его заинтриговала.
— Я решил, что поеду с вами.
Глава 7
Мадлен напряженно сидела, отвернувшись от взгляда бледно-зеленых глаз, изучавших ее в темноте экипажа. И почему она уступила напору Гейбриела, позволив поехать с ней? И вот теперь Мадлен пришлось терпеть его самодовольную усмешку, как если бы он узнал о ней какую-то ужасную тайну.
Но это не так. Он ничего не знал.
Мадлен и раньше видела такое выражение довольства на лице Хантфорда. Ее красота всегда заставляла мужчин искать доказательства того, что она прекрасна и душой. И когда они считали, что нашли эти самые доказательства, они расслаблялись, уверенные в стабильности и разумности окружающего мира. Мадлен использовала это, чтобы завоевать доверие мужчин по всей Европе. Чтобы выведать у них государственные тайны и выудить из их карманов секретные документы.
Но в отношении Гейбриела она не обманывалась. Его никак нельзя было назвать легковерным.
— Я помогла той женщине, чтобы она не испортила мое представление. Ведь при виде окровавленной дамы английские джентльмены начинают чувствовать себя крайне неуютно. Это вносит сумятицу в их мысли, и они теряют способность к концентрации. Я хочу, чтобы завтра все говорили лишь обо мне, а не об этой бедняжке, попавшейся, к своему несчастью, на глаза Уэбстеру.
— Я так и понял, — произнес Гейбриел, хотя на его губах по-прежнему играла покровительственная полуулыбка. — Зачем вы устроили аукцион?
Гейбриел подался вперед, поставил локти на собственные колени и теперь снисходительно взирал на Мадлен. О, это уже слишком.
Мадлен крепко сцепила пальцы и изобразила на лице страдание.
— Моя бабушка больна, а доктора берут за свои услуги слишком дорого. Я не могу позволить ей умереть от голода.
Гейбриел хотел взять Мадлен за руку, но она увернулась и прижала палец к губам. С каждой секундой она все больше входила в роль.
— А еще у меня есть младший брат. Ему предстоит идти в школу, и я не хочу, чтобы он жил на улице, так же как я. Наш отец лишился фермы, на которой работал всю свою жизнь. Наши дед и прадед возделывали эту землю, но от нее ничего не осталось, кроме мозолей на руках.
С каждой новой фразой улыбка Гейбриела постепенно угасала и вскоре уступила место привычному равнодушному выражению.
