Стрела в сердце - Блейк Дженнифер

Его поцелуй был ласковым и нежным, деликатным, но умелым и настойчивым, а губы гладкими, с едва заметной щетиной вокруг. Движения губ были само предупреждение, просьба к разрешению для дальнейшего. Против желания, ее губы раскрылись. Он тут же этим воспользовался: язык начал исследовать нежные уголки ее рта, как бы пробуя на вкус его влажную сладость, прощупывая головокружительную глубину в надежде на ответные действия с ее стороны. Губы, слившись, пробовали друг друга. Это было ошеломляющее, но бесконечно знакомое ощущение, которое она испытывала после пробуждения от сладкого сна. Вместе с ним медленно поднялось сладкое томление, которое могло превратиться в боль, если не будет завершения. Кэтрин хотела этого, хотела насладиться атакой нахлынувших на нее чувств, которые она, полуразбуженная, ощущала в самых сокровенных уголках своего тела и сознания. Она подняла руки к его плечам, поглаживая их, притрагиваясь к его стройной шее, прижимая его к себе ближе. Его кожа была теплой, словно она еще хранила прикосновение позолотившего ее солнца. Вдруг она поняла, что свободна. Он больше не держал ее, как в тюрьме, в своих объятиях, его руки лежали у нее на талии за спиной. С досадой и злостью она оторвала от него руки и со всей силой оттолкнула его от себя. Он, отступая назад, быстро отпустил ее, и она зацепилась за стол. Наблюдая, как поднимается и опускается ее грудь, как пылает ее лицо, он мрачно произнес:

— Это как раз не то, чего вы боитесь.

— Нет, — сказала она, поднимая голову. — Только я ненавижу, когда со мной обращаются, как с кобылой, не считаясь ни с моей волей, ни с желаниями. Я сочувствую желаниям моего мужа, но не могу так просто допустить к себе человека, которого он выбрал, потворствуя им.

Казалось, он впитывал каждое произнесенное ею слово.

— И что вы намерены делать?

Отвернувшись от него и глядя на их отражения в окне, она сказала:

— Я подумала. В общем, если вы согласны, у меня есть предложение.

— Я слушаю вас, — он ответил спокойно, без гнева. Это придало ей храбрости, и она продолжала:

— Если вы… то есть мы только притворимся… — Она стала подыскивать слова, но он пришел ей на помощь.

— Вы хотите одурачить своего мужа, заставить его думать, что мы любовники, не будучи ими на самом деле.

— Да. — Он понял, и это принесло ей облегчение.

— И как это все будет обставлено?

— Вы придете в мою комнату через спальню Жиля. После… некоторого времени вы сможете уйти.

— Ваш муж предложил, что будет лучше, если я останусь до утра. Это будет естественнее, как будто я наношу ранний визит хозяину в его комнатах.

Кэтрин лихорадочно соображала:

— Хорошо, служанка будет спать со мной, а вы можете лечь в ее кровать в туалетной комнате, а ваш слуга принесет вам ночную рубашку и халат.

— Чтобы мне было удобнее, — сказал он с оттенком иронии.

— Сожалею, но в этом случае вы будете иметь возможность оставаться здесь столько, сколько захотите.

— Хорошо. Я только хотел бы спросить вас, чего вы надеетесь добиться своей уловкой. Если не появятся результаты, я имею в виду ребенка, разве не захочет ваш муж обратиться к своему племяннику, чтобы выполнить все, что задумал?

— Возможно, и нет. А если бы у вас были дети от других женщин, он бы мог обвинять меня в бесплодии.

— Насколько я знаю, я не оставил побочных детей.

— О, — сказала она и увидела вдруг в его глазах недовольство ее разочарованием. — Затем, я полагаю, мне нужно будет придумать что-нибудь, когда подойдет время. А сейчас, когда все завершилось, мне о чем беспокоиться.

— Кое-что вы не приняли во внимание. Что будет, если Жиль решит войти в вашу спальню?

— Зачем ему это делать? — нахмурившись, спросила она.

— Чтобы проверить, блаженствуете ли вы в моих объятиях. Будь я на его месте, это бы меня убедило.

— Да ну? Я не думаю. Боясь, что вам это не понравится, он не ворвется.

Он кивнул, но убежденным не выглядел.

— Будете ли вы ждать меня сегодня?

Она колебалась всего лишь мгновение.

— Если только на этом настаивал Жиль…

Он долго смотрел на нее. Кэтрин с бьющимся сердцем ждала его решения. Все зависело от того, что это был за человек и чего именно он ждал от Аркадии.

Мозг Рована был затуманен тысячью сомнений и идей, и все они были против этой затеи. То, что предложила Кэтрин Каслрай, выполнить было нелегко. Проводить бесконечные ночи от нее вблизи, знать, что она тут, рядом, и что ему было дано благословение любить ее, — нужно быть просто святым, а он никогда им не был и не притворялся. Видеть ее в ночной сорочке, проводить часы в интимной обстановке ее спальни и не сметь приблизиться — это было выше всех пределов. Поэтому то, что предложила Кэтрин, было бы мукой. Он никогда бы не поцеловал ее. Он даже не мог осознать, откуда пришло желание сделать это. Можно обмануть себя, сказать, что она сомневалась в наличии у него чести и он поступил с ней так, как с мужчиной объяснялся бы на дуэли. Нет, все было иначе, он знал. Что она чувствует к нему, почему она его отвергает? Но более всего он отчаянно хотел дотронуться до нее и больше ни о чем не мог думать с той минуты, когда Жиль Каслрай сообщил о возможности быть с ней в одной постели. Видя, что эта перспектива ускользает, он захотел взять маленький реванш. Это достойно порицания, но это была правда.

Он принял предложение мужа Кэтрин совсем не по тем причинам, какие выдвинул ей, а просто потому, что хотел ее. В этом была окончательная, правда, не слишком желательная причина.

А теперь его заставляли быть около нее, но не сметь дотронуться и пальцем. То, что она предлагала, может быть, и лучше для них обоих. Ему дан свободный доступ в ее спальню, и он, может, забудет свою цель, брата, забудет когда-либо уехать из Аркадии. Память Теренса заслуживала большего.

— Хорошо, — коротко сказал он. — Тогда через час. Этого времени для вас достаточно?

Кэтрин поняла — он дает ей возможность раздеться и приготовиться ко сну. Она об этом как-то не подумала и была ему благодарна. Когда она сказала, что часа будет более чем достаточно, голос срывался. Кэтрин повернулась и пошла к двери. Он опередил ее, открывая дверь: «До встречи». «Да, до встречи», — еле прошептала она.

Рован пришел к ней вовремя, постучался и, получив разрешение, вошел, закрыв за собой дверь. Кэтрин была одна, Дельфия отпросилась на вечеринку, организованную для слуг. Кэтрин отпустила ее, предупредив, что нужно вернуться раньше, и объяснила, почему. Она подумала, что им будет легче встретиться без Дельфии, а теперь пожалела, что служанки нет: Дельфия на страже — так было бы спокойнее.

Она была в ночной рубашке и пеньюаре из белого батиста, сшитого женскими руками в мопастыре. Глубокий вырез окаймлялся пышными кружевами, длинные рукава тоже были в кружевах, а волосы, расчесанные заботливыми руками Дельфии, струились вниз и при каждом движении блестящими волнами обвивались вокруг.

После ухода Дельфии она сначала легла в высокую кровать. С минуту полежала, затем выскользнула оттуда — она не хотела ждать его там. Она уселась в кресле с книгой, но получилось как-то вымученно. Подумала, что надо бы сесть перед туалетным столиком и наматывать на пальцы кончики волос, но и это показалось неестественным. Только пристроилась на краю кровати, пытаясь что-то придумать, но стук в дверь заставил ее вскочить.

Она облизала губы, когда Рован вошел, и сказала первое, что пришло в голову:

— Жиль был в своей комнате? Вы его видели?

— Меня провел Като. Ваш муж, кажется, спит. У кровати лежало какое-то лекарство.

— Он часто принимает снотворное.

— Не думаете ли вы, что я предположил, что он специально принял его сегодня на ночь? — усмехнулся он.

— Возможно, — коротко ответила Кэтрин. — Но кто может обвинить его?

— Он мог притвориться спящим, избегая увидеть меня.

Говоря это, он разглядывал ее всю, взгляд остановился на крае пеньюара, окутывавшего ее ноги в домашних туфельках.