Селеста Брэдли - Повеса в моих объятиях
Да и мыслимо ли такое?..
В настоящий момент она болтала ножками, сидя на коленях у Молодого Кама — надо думать, что Старый Кам тоже едет в одной из повозок, — изучая его забинтованные руки и осыпая вопросами о том, как его так угораздило.
Некоторые ответы Кама вызывали у мисс Филби приступы хохота, что, в свою очередь, несколько поубавило симпатии Колина к этому молодому человеку недюжинной силы. Кам, судя по всему, считал мисс Филби образцом красоты и не сводил с нее глаз. Впрочем, Колин вынужден был признать, что ночь отдыха и хорошая еда сотворили с ней чудо. Она вся светилась и активно участвовала в разговоре, чего не могла позволить себе с ним.
Ну разумеется, ведь он же злой наниматель, Колин-предатель, человек, выдернувший ее из сказки солнечного Брайтона и ввергший в холодный хаос графства Суссекс.
Тут он заметил, что серые глаза Эвана смотрят на него в упор. Его худое лицо не выражало никаких эмоций, но глаза горели яростью и негодованием.
Колин принял это как должное. Он понимал, что стал для подростка воплощением всего того зла и той несправедливости, что приключились с ним. Он знал, каково пережить предательство в таком возрасте, когда весь твой мир встает с ног на голову. Когда его, Колина, мама умерла, его выставили за дверь, отправив к тетке.
Его тетушка была милой женщиной, но ее в первую очередь беспокоила судьба собственных чад, и Колин жутко скучал по своей доброй матери. Его отец успешно делал вид, что совершенно не вспоминает о своем отпрыске, и с этим чувством они дожили порознь до совершеннолетия Колина.
Так и Эван, которого вырвали из привычного окружения Брайтона и заставили ехать куда-то с незнакомцем, имел, по полному убеждению Колина, право на несколько сердитых взглядом и колких, по мнению двенадцатилетнего юноши, реплик в адрес мистера Ламберта.
Колину как-то не пришло в голову, что он перестал относиться к Эвану как к багажу мисс Филби.
Глава 9
Когда караван во второй половине дня остановился на привал, никто не отдавал никаких распоряжений. Просто каждый занимался своим делом. В считанные минуты телеги опустели, а вагончики полукругом стояли вдоль дороги на ровном месте.
Посреди расчистили площадку, куда первым пришел Младший Кам со связкой ровных деревянных палок в руке.
— Ага, мистер Ламберт, и вы тут! Если надумаете мне помочь, то милости прошу к нашему шалашу!
Раздался дружный смех, и Колин понял, что мужчины собрались вокруг них. Создавалось такое впечатление, что они за ним наблюдают. Тяжелый физический труд никогда не пугал Колина, так что он подошел к Каму, взял у него связку палок и спросил:
— Куда отнести?
Кам ухмыльнулся:
— Да вы не спешите, сами все поймете.
Колин сморщил недовольную гримасу, но все же кивнул:
— Вам только дай палец, вы руку по локоть откусите.
— Ну что вы, что вы, мистер Ламберт, — усмехнулся Кам, — как можно? Мисс Филби нас не простит.
Колин с трудом сдержался от тяжкого вздоха. Помимо того, что его чувство вины поутихло после всей этой чехарды, так еще, глядишь, ему и повинность простят, и не придется зарабатывать на ужин пением.
Так что он шел за здоровяком, не сетуя на судьбу, и, следуя его указаниям, втыкал в сухую, богатую известняком почву палку за палкой. Тут он заметил, что мужчины один за другим снимают свои рубахи. Он смотрел на них с удивлением, затем оглянулся по сторонам и понял, что в пределах видимости нет ни одной женщины. Его сюртук и рубаха тоже оказались на побегах брусники, и он почувствовал свежий ветерок и ласковое тепло солнца на потной коже.
Мужчины снова засмеялись.
— Эгей, если вам не нравятся ваши благородные шмотки, так мы заберем их, нет проблем, мистер!
Колин улыбнулся:
— Только сначала постирайте, вы же не хотите, чтобы от вас пахло франтами.
Последовало несколько колкостей, но в целом Колин чувствовал, что отношение к нему меняется в лучшую сторону. Когда он бросил пару ответных шуток, их встретили столь же громким смехом, как и остроты в его адрес.
По другую сторону полукольца из повозок Пруденс довольно скоро справилась с отведенными ей заданиями и принялась за осмотр костюмов. С некоторым облегчением она обнаружила, что по большей части речь шла о простом ремонте, лишь бы из зрительного зала не было видно прорех, а с такой работенкой даже она справится без труда.
В какой-то момент девичий смех и болтовня отвлекли ее от работы. Пруденс подняла голову и увидела трех молодых девушек, которые стояли около повозок спиной к ней и за чем-то наблюдали. Ею овладело любопытство, и она, с превеликим удовольствием отложив шитье, присоединилась к ним.
— Что вы там разглядываете?
Три девушки, совсем еще, по правде говоря, дети, повернулись к Пруденс и дружно улыбнулись.
— Мы наслаждаемся видом, мисс Пруденс, — сказала ей та, которую Пом звал Фионой, яркая брюнетка с выразительными глазами.
— О! — Любопытство подтолкнуло Пруденс, и она выглянула за повозку. — Что же это за вид?..
Боже правый! Обнаженный мускулистый мужской торс.
Широкие плечи. Крепкие руки, поднимающие и опускающие кувалду. Широкая мускулистая грудь. Поджарый рельефный живот. Узкие бедра и обтягивающие брюки, которые скорее подчеркивали, нежели скрывали длинные стройные ноги с веревками мышц и… и то, куда Пруденс не хотела, но не могла не смотреть, куда указывала стрелка жестких темных курчавых волос внизу живота.
«Я трогала его там. Я знаю, каково это».
Мистер Ламберт с покрытой бисеринками пота загорелой кожей, сверкающей на солнце, был просто божественен.
— Вам одолжить салфетку, мисс Пруденс? — Снова хихиканье.
Пруденс закрыла рот.
Она попятилась и вдохнула полной грудью свежего воздуха в надежде, что рассудок прояснится, как только потрясающая картинка исчезнет.
После такого возбуждающего зрелища Пруденс рада была оказаться в тихой тени кустарника и вернуться к кропотливой работе. Мелоди выпросила у кого-то яркий шарф, завернула в него Горди Еву и сейчас выдавала ее замуж за сосновую шишку.
— А вы, принц Сосновая Шишка, берете ли Горди Еву в законные супруги, обещаете ли беречь и лелеять ее?..
Пруденс улыбнулась.
— Как мило. Ты была на свадьбе, Мелоди?
— Ага. — Мелоди подвела Горди Еву и сосновую шишку по земле к импровизированному алтарю. — У Горди Евы новое платье. У вас, когда вы пойдете замуж, тоже будет новое платье, как у Мэдди.
Пруденс едва не рассмеялась.
— А кто это — Мэдди? Это твоя подруга?
— Мэдди была моей мамочкой, только она мне вовсе не мамочка, это дядя Эйдан думал, что она моя мамочка, но дядя Эйдан еще думал, что он мой папочка, а он мне не папочка.
