Лиз Карлайл - Один маленький грех
— Мэм?
Она отвернулась от окна и увидела лакея.
— Куда вы хотите поставить это? — Деревянные стульчики были такими маленькими, что он легко держал по одному в каждой руке.
Эсме удивилась.
— Как, еще стулья? — Слуги уже целый час возились с мебелью.
— Да, мэм, — сказал лакей. — Десять штук.
— Десять стульев? Но это слишком много, лишние расходы. О чем только Уэллингз думал? — Эсме покачала головой. — Поставьте эти вокруг стола, их и еще четыре. А остальные можно поставить у стены, так, наверное?
Была еще одна проблема. Как уже заметил Маклахлан, все, что она говорила, начинало звучать как вопрос. Она знала, как быть леди и вежливо отдавать распоряжения слугам. Но совсем другое — оказаться одной из них или почти одной из них. Все дело в том, что она здесь ни рыба ни мясо, решила Эсме, снова отворачиваясь к окну. Если в сэре Аласдэре Маклахлане и было что-то от шотландца, кроме его пристрастия к виски, оно давно исчезло. А жаль.
Раздался звук отворяемой двери. Она снова обернулась и увидела Уэллингза, зашедшего осведомиться насчет мебели.
— Все ли подошло, мэм? — спросил он.
— Да, благодарю вас. — Она направилась в сторону двери, ведущей в детскую, которая была чуть приоткрыта. — Сорча уже спит в своей маленькой кроватке. Но зачем так много стульев?
Брови у Уэллингза поползли вверх.
— Вчера сэр Аласдэр решил сам заняться покупками. Я полагаю, он пожелал приобрести все, что может понадобиться ребенку.
— Понятно.
В душе Эсме признала, что комната преобразилась и стала очень уютной. Но такую расточительность не одобрил бы ни один истинный шотландец. Может быть, стулья рассчитаны на множество детей. На целый полк незаконных детей, рассеянных по всему Лондону.
Уэллингз учтиво поклонился.
— Сэр Аласдэр приглашает вас выпить с ним кофе в его кабинете, — прибавил он. — Через полчаса, если вас не затруднит.
— Боюсь, я не смогу, — отвечала Эсме. — Сорча может проснуться и…
— Сэр Аласдэр сказал, что здесь побудет Лидия, — возразил он.
Эсме уже встречалась с Лидией, девушкой со свежим личиком, которая приносила им с Сорчей чай и готовила постели. То, что Маклахлан сам потрудился предусмотреть их нужды, очень удивило Эсме.
— Лидия — старшая из восьми служанок, — добавил дворецкий одобрительно. — Она очень хорошо умеет обращаться с детьми.
Где-то внутри Эсме поежилась. Лидия едва ли была менее опытна, чем Эсме. Может быть, если бы она не согласилась остаться, Сорча уже была бы под присмотром кого-нибудь знающего. Кого-нибудь, действительно умеющего обращаться с детьми. До недавних пор Эсме по большей части только играла с сестренкой. Сейчас это представлялось невозможным счастьем. И чем-то, что было в другой жизни.
— Мисс Гамильтон, так что насчет кофе? — спросил дворецкий.
Она вскинула голову.
— Хорошо, — сказала она. — Через полчаса.
Вскоре пришла Лидия — с корзинкой для штопки, которой она собиралась заняться. Эсме прошла в свою комнату, чтобы привести себя в порядок. В зеркале, висевшем над умывальником, она увидела свое отражение. Широко расставленные зеленые глаза под темными дугами бровей. Глаза у нее были, она знала, как у матери, самое красивое в ее внешности.
Эсме часто говорили, что она похожа на мать, и это скорее пугало ее, чем радовало, особенно когда она оказывалась в обществе молодых людей типа Маклахлана и чувствовала, как учащается ее пульс. Но у ее матери волосы были роскошного каштанового цвета, тогда как у нее неопределенного коричневатого, густые и тяжелые, отчего всегда выбиваются из прически. Ее нос… просто нос, подбородок… обычный подбородок, тогда как каждая черточка лица ее матери была совершенством. Нет у нее и каких бы то ни было очаровательных черточек в виде вздернутого кончика носа, ямочек на щеках или на подбородке, на которых мог бы остановиться взгляд.
Вдруг она отпрянула от зеркала. Выбрала же время, чтобы переживать по поводу своей внешности! Несмотря на хрупкость и юный вид, она была в том возрасте, в котором уже трудно рассчитывать выйти замуж, и вряд ли ее обстоятельства могли измениться. Может быть, было время, когда ей хотелось провести сезон в Лондоне. Но замужества ее матери приводили их из одного удаленного имения в другое, каждое последующее оказывалось в еще более глухом уголке Шотландии, чем предыдущее.
Хотя лорд Ачанолт никогда не приглашал Эсме сопровождать их в частых поездках, один или два раза в год мать Эсме брала ее с собой в Инвернесс или Эдинбург за покупками. Конечно, в доме бывали гости, устраивались званые обеды. До тех пор, пока Ачанолт не положил этому конец, у ее матери была целая свита обожателей, потому что ей нравилось заставлять мужа ревновать. Но когда Эсме в конце концов начинала настаивать на большем, нижняя губа ее матери неизменно выдвигалась вперед.
— Подожди, — говорила она. — Вот вернется из-за границы тетя Ровена. Тогда мы тебя и вывезем, милая, я обещаю.
Но, похоронив совсем молодыми троих мужей, она стала бояться оставаться в одиночестве. Эсме уяснила, что сделалась единственным оплотом стабильности в жизни матери. Ачанолт, за которого ее мать вышла замуж, когда Эсме было шестнадцать, скоро стал суровым и мрачным и совсем отдалился от них. Через два счастливых года совместной жизни в старом замке все чаще стало звучать слово «развод».
Однажды она услышала болтовню старого садовника: «Ну точно как кот за своим хвостом, — ворчал тот. — Старый дьявол заполучил ее и теперь не знает, что с ней делать, это ведь совсем не так весело, как охота». Что более или менее подытоживало брак лорда и леди Ачанолт.
Ладно, «старый дьявол» никогда не давал себе труда быть учтивым в присутствии Эсме. Когда он выгнал их, она испытала странное облегчение, как бы глупо это ни звучало. Паника была роскошью, которую она не могла себе позволить, если учесть ответственность, которую Ачанолт внезапно переложил на нее. Конечно, сейчас вряд ли есть причина паниковать. Она просто не может позволить Аласдэру Маклахлану нарушить ее спокойствие, как бы красив и обаятелен он ни был. Размышляя об этом, она напомнила себе, что зря тратит время. Эсме быстро заколола волосы и поспешила вниз по лестнице.
Она, как и предполагала, нашла Маклахлана в его кабинете. Он переоделся в темно-зеленый сюртук, под которым был шелковый жилет цвета соломы, и облегающие коричневые брюки. Шейный платок был элегантно завязан под квадратным свежевыбритым подбородком. Да, он выглядел потрясающе красивым, и то, что он выглядел так после разгульной ночи, вызвало у нее досаду. Ему следовало бы по крайней мере иметь болезненный вид.
