Патриция Райс - Ночные услады
— Тогда я постараюсь вернуться раньше, чем через две недели. Могу я чем-нибудь тебе помочь? Будешь ли ты до той поры в безопасности?
Эльвина застенчиво улыбнулась. Девять месяцев она слышала только голос Марты. Приятно было узнать, что внешний мир еще не совсем забыл о ней.
— Со мной все будет в порядке. Мне ничего не надо. Я буду рада, если вы вернетесь, чтобы окрестить ребенка. Жаль только, что ничем не могу вознаградить вас за это.
— С меня довольно твоей улыбки, дитя мое. Ну, оставайся с миром и жди моего возвращения.
Монах ушел, но теперь Эльвина знала, что душа ее младенца будет вне опасности. Однако в ее душу он заронил беспокойство: сэр Филипп не только существовал на самом деле, но и находился не так уж далеко. Теперь Эльвина уже не знала, хорошо это или плохо. Филипп мог оказаться не другом, а врагом.
Она зябко повела плечами, вспомнив, какое у Филиппа было лицо, когда он объявил ее своим вассалом.
Схватки начались к вечеру третьего дня. Марта видела, что Эльвина общалась с монахом и, дабы оградить ее от подобных встреч, вообще запретила гулять, позволив только выходить из пещеры подышать воздухом. Сейчас схватки становились все болезненнее.
Эльвина даже не заметила, как Марта исчезла из пещеры. Последние несколько дней ее словно распирало изнутри, и острая боль казалась естественным продолжением уже привычных болей. Эльвина сидела перед очагом, глядя на язычки пламени и чувствуя ноющую пустоту внутри. Только потом, когда боль стала почти нестерпимой, Эльвина поняла, что происходит. В благоговейном ужасе она посмотрела на свой выпирающий живот, обвела взглядом пещеру и со страхом обнаружила, что Марты нет.
Внезапно дверь распахнулась, вошла старуха, а следом за ней ворвался снежный вихрь — последняя буря уходящей зимы. Марта несла большую вязанку хвороста. Эльвина успокоилась, увидев, что Марта готовится принять роды: греет воду, раскладывает чистые льняные тряпки. Волею судьбы Эльвина оказалась в руках опытной повитухи. Больше она ни о чем не смела просить Бога, разве что о муже, чью руку могла бы пожать и почувствовать его поддержку. Впрочем, мысль о муже Эльвина сразу отогнала. С того момента, как умерли ее родители, она знала, что мужа у нее никогда не будет. Хорошо еще, что у нее появится ребенок, которому она отдаст всю свою любовь.
Вначале Эльвина отказывалась от напитка, который Марта предложила ей, чтобы облегчить боль. Хватит с нее колдовства и наркотического зелья. Боль была справедливой платой за счастье произвести на свет младенца. Эльвина расположилась на странном кресле, изобретенном Мартой. Твердая деревянная спинка не позволяла отклоняться назад, за широкие подлокотники было удобно ухватиться, когда боль усиливалась, а на сиденье этого странного стула помещались лишь бедра. Эльвина поняла назначение этого приспособления. Она застонала, стараясь вытолкнуть ребенка, а Марта с готовностью подставила руки, чтобы помочь младенцу.
Шли часы, боль разрасталась, а результата все не было. Эльвина теряла силы и не могла больше противиться Марте. Эльвина сжала зубы, но старухе удалось залить ей в рот немного жидкости. Эффект не заставил себя ждать. Тело расслабилось, Эльвина послушно раскрыла рот, глотнула еще и провалилась в темноту. Она продолжала тужиться, боль не проходила, однако не достигала ее сознания, витавшего в наркотическом тумане.
И вдруг резкая, разрывающая боль там, откуда должен был появиться младенец, вернула Эльвину к реальности. Она закричала, пронзив криком ночь, и, словно в ответ, взметнулось пламя в очаге, и Эльвина снова провалилась в беспамятство.
И вот в тишине послышался писк новорожденного. Очнувшись ото сна, Эльвина улыбнулась. Сердце ее радостно забилось. Она хотела потянуться к младенцу, но руки не шевелились. Жадным взглядом Эльвина проследила за тем, как Марта подносит младенца к свету: крохотные красные кулачки сжаты, плечи отведены назад в судороге крика, и спутанные густые светлые волосы сверкают золотом в свете огня. Ее сын.
Эльвина вновь провалилась в беспамятство. Внезапный стук в дверь привел ее в чувство. Марта, однако, не пришла в замешательство. Она продолжала пеленать младенца, укутав его для тепла в шерстяную шаль.
Даже не оглянувшись на истекающую кровью женщину, Марта распахнула дверь, держа младенца на руках. В пещеру ворвался ветер, обдав холодом юную мать, чья кровь капля за каплей стекала в лужу на полу.
Эльвина видела, как Марта, укутав себя и младенца, вышла за дверь и исчезла в ночи. Охваченная ужасом, Эльвина закричала. Ледяной ветер широко распахнул дверь, и несчастная в последний раз провалилась в беспамятство.
И наступила тишина, нарушаемая лишь завыванием ветра, гуляющего по пещере и дразнящего едва различимый, умирающий огонь в очаге.
Глава 6
Холод. Зловещее напоминание о ночи, когда она лежала, стянутая ремнями, беспомощная, на каменном пьедестале, а тело ее оскверняли насилием. Примерно то же чувствовала Эльвина и сейчас муки. Где ее руки?
Не скоро ей удалось пошевелить ими. Они оказались свободными. Уже хорошо. Эльвина с трудом продиралась сквозь мрак. К реальности.
Холодно. Страшно холодно. Еще никогда в жизни она так не мерзла. Темнота манила к себе, подавала знаки, но уцелевшая часть рассудка убеждала Эльвину не поддаваться. Надо очнуться, надо встать. Эльвина повиновалась требованию рассудка.
Все тело мучительно болело. Руки, ноги обессилели. Здесь, наяву, было так холодно, а там, в темноте, хорошо и приятно. Реальность и холод были как наказание. Но очередной порыв ледяного ветра разогнал черные облака, и она вспомнила.
Сын! Они украли ее ребенка! Гнев придал силы оледеневшим мышцам. Она должна найти своего сына! Он — все, что у нее есть. Он часть ее тела. Будет надо, она свернет ради него горы.
Эльвина слезла с кресла и покачнулась. Пальцы на руках и ногах онемели. Но она не замечала этого. Одна лишь мысль жгла ее мозг, одна лишь мысль двигала ею. С земляного пола она переступила на старое одеяло, сорванное с соломенной подстилки ураганом. Эльвина завернулась в одеяло. Она не замечала крови, присохшей к голым ногам, не замечала и того, что кровь тонкой струйкой потекла из нее вновь.
Дверь была открыта. Там, снаружи, мир встретил Эльвину первозданной белизной. Солнце только взошло, деревья отбрасывали крестообразные лиловые тени. Шерстяные тряпки, которыми Эльвина обмотала обутые в сандалии ноги, вскоре промокли насквозь. Она не замечала и этого.
Главное — не останавливаться. Увы, Эльвина не знала, в какую сторону идти. Снег лежал нетронутый. Лишь звери оставили на нем свои следы. Но Эльвина все равно шла.
