Айрис Джоансен - Мой возлюбленный негодяй
— Не выбирай ни одного из них, и тебе самому будет гораздо лучше. — Грегор поднялся и направился к двери. — Увидимся за обедом. Подумай над тем, что я тебе сказал.
— Если я этого не сделаю, ты наверняка будешь снова и снова повторять свои нравоучения, — сухо отозвался Джордан.
— Можешь не сомневаться, так оно и будет. — Грегор через плечо ухмыльнулся. — Но не думаю, чтобы мне понадобилось это делать. Ты человек жесткий, но намеренно никогда не причинишь вред беспомощному. Мне только надо было показать тебе, в каком направлении ты движешься.
Когда за Грегором захлопнулась дверь, Джордан осушил свою рюмку и поставил ее на стол. Это полнейшая чепуха. Он будет делать то, что считает нужным.
Ему вовсе не хочется этой девочки.
И он вовсе к ней не привязался.
И уж, конечно, ничто не в силах помешать ему добиться главного — Джедалара.
К черту варианты Грегора.
* * *Он на секунду замер, готовясь погрузиться в нее.
Еще секунду — и он будет там, в тесном шелке ее лона, и этому мучительному желанию придет конец.
Ее голубые глаза открылись: смелые, яркие, полные желания.
Странно, раньше он не замечал ее глаз…
Боже!
Он проснулся, возбужденный, напрягшийся, полный болезненного желания, и лежал в темноте, тяжело дыша и стараясь прийти в себя.
Встав, он подошел к иллюминатору и распахнул его, впустив холодный ночной воздух. Господь свидетель, ему не помешает охладиться.
Марианна.
* * *Марианна оторвала взгляд от шахматной доски.
— Почему вы так на меня смотрите?
— Как я на тебя смотрел? Она нахмурилась:
— Странно. Вы злитесь, что я сегодня вас обыгрываю?
— Я не люблю проигрышей, — бесстрастно ответил он.
Она дотронулась пальцами до своей щеки:
— У меня на лице пятно?
Он придирчиво искал изъяны, недостатки — и нашел их немало. Черты у нее были тонкие, но не Классические: глаза слишком смелые, губы красивой формы, но слишком редко ему улыбаются.
Да и вообще она почти ребенок, черт побери!
Он вовсе не хочет испытывать страсть к этой юной девушке, совсем неопытной, считающей, что на жизнь можно смотреть сквозь разноцветное стекло витражей. Он вовсе не собирается спать с девочкой, которая обыгрывает его в шахматы и заставляет улыбаться своему поражению.
— У нас у всех есть пятна. — Он посмотрел на ее пальцы, теребившие ферзя. — Что у тебя на ладони?
— Что? А, шрам. Вы наверняка видели его и раньше.
— Не видел. — Он взял ее кисть и повернул ладонью вверх. Там оказалось немало шрамов. Он прикоснулся к тому, что шел по самому центру ладони. — 11орез, должно быть, был очень глубокий.
— Я работаю со стеклом. Это требует осторожности а за неловкость приходится платить. Я задумалась, и лист стекла соскользнул у меня со стола. Надо было поймать его, чтобы он не упал на пол и не разбился.
Его вдруг охватил гнев. Шрам был очень старый, так что этот случай произошел, когда она была еще совсем маленькая. Почему за ней не присматривали, почему о ней не позаботились?
— Оно могло перерезать тебе руку пополам.
Я имею дело со стеклом, — повторила она. Этот случай послужил мне хорошим уроком. Больше я никогда не отвлекалась во время работы.
Он нежно водил пальцем по шраму, чувствуя, как под ним бьется ее пульс.
Марианна с трудом сглотнула.
— Не надо этого делать. У меня от этого… ужасно странное чувство.
— Боль?
— Не совсем.
Для него это была боль — и она росла с каждой секундой. Ребенок не ответил бы ему так, как она. Она женщина — и поэтому может считаться добычей в той охоте, которую он так хорошо знает.
Господи, он ищет оправдания, чтобы ее обольстить!
Уронив ее руку, он резко встал.
— В каюте очень душно. Мы закончим партию завтра.
Она изумленно посмотрела на него:
— Здесь ни капельки не душно.
— Не просто душно — здесь нечем дышать. Мне надо пройтись по палубе. — Джордан направился к двери. — Увидимся за ужином.
Грегор прав. Если он будет держаться подальше от Марианны, эта нелепая страсть исчезнет сама собой. Все дело в том, что он с детства привык потакать своим капризам. Вот и сейчас Джордан поймал себя на мысли, что инстинктивно ищет в девушке такие качества, которые послужат ему предлогом, чтобы переспать с ней.
— У тебя довольно взволнованный вид, — заметил Грегор, подстраиваясь к его стремительным шагам. — Как Марианна?
— Не рыдает нагая на моей постели.
— Значит, мы вовремя поговорили. — Грегор явно успокоился: складки на его лбу расправились. — Наверное, ты очень хорошо себя вел. Ты всегда при этом страшно злишься. — Ты думал, если поговорить об этом открыто, проблема будет решена?
— Нет, я знал, что, когда ты поймешь, какие чувства тобой движут, ты будешь колебаться. Это было опасно — но другой вариант был еще опаснее.
Джордан криво усмехнулся:
— Потому что ты знаешь, что инстинкт велит мне разрушать?
— Нет, как раз инстинкты у тебя в полном порядке, но ты привык только брать, ничего не давая взамен. Менять привычки очень нелегко. — Он хлопнул Джордана по плечу. — Но с каждым годом твой характер меняется к лучшему.
— Спасибо, — иронично отозвался тот. — Только на этот раз не удивляйся, если привычка победит.
— Очень удивлюсь, — серьезно ответил Грегор. — И буду сильно разочарован.
Джордан посмотрел на него с досадой, раздражением и нежностью. Этот сукин сын знает, чем его пронять. Если что-то и способно остановить Джордана, так это боязнь лишиться уважения друга. Джордан улыбнулся:
— Твоя взяла, негодяй.
— А, вот ты немного и успокоился, — довольно сказал Грегор. — Пойдем полюбуемся на дельфинов. Никто не может злиться, видя, как играют дельфины.
* * *Он наблюдает за ней. В течение всего обеда Джордан подсмеивался над Алексом, болтал с Грегором о пустяках — и наблюдал за ней. Это ужасно ее тревожило. И не то чтобы Марианна не привыкла, что он на нее смотрит. За последние две недели за шахматной доской он должен был бы запомнить каждую ее черточку, каждое выражение лица — как она запомнила его.
Но сегодня в его взгляде появилось что-то… новое. Когда обед закончился, Джордан оттолкнул стул и поднялся на ноги.
— Сегодня полнолуние и на небе нет облаков. Грегор, почему бы тебе не взять Алекса на мостик и не рассказать ему о звездах? — Он повернулся к Алексу. — У Грегора есть история про каждое созвездие на небе. Когда я был парнишкой, он, бывало, брал меня на прогулку в лес и плел свои рассказы, но море — гораздо более удачная рама для гобелена.
— Ой правда, пойдем, Грегор! — В голосе Алекса звенело возбуждение.
