Шелли Такер - Объятия незнакомца
Она вглядывалась в эту мглу, надеясь найти там выход из забвения. Но выстрел пистоли, яркой вспышкой прорезавший мрак, наполнил ее таким страхом, что заглядывать в пропасть прошлого она уже решалась. Быть может, лучше ничего не знать? Так безопаснее. Нельзя стоять на краю пропасти, она может затянуть в себя.
Измученная нескончаемо долгой ночью, уставшая от вопросов, ответов на которые было не найти, она закрыла глаза и попыталась забыться.
Через несколько минут все поплыло, отступая, растворяясь в дреме, призрачной и сладкой, где чей-то мягкий бархатистый голос сулил ей покой и безопасность.
– Ну вот мы и добрались.
Она вздрогнула, открыла глаза и недоуменно огляделась, не зная, сколько она проспала. В небе по-прежнему стояла луна. Из города они, похоже, так и не выбрались. Должно быть, Париж огромный город, раз они, проделав такой путь, все еще находятся в его пределах.
Это был какой-то двор, окруженный с трех сторон стеной из... Как же это называется? Такие приземистые, зеленые, с листьями... Из темноты выступало трехэтажное кирпичное здание; по обе стороны от ограды вырисовывались точно такие же строения, а за ними виднелись другие.
– Это то место, про которое ты говорил? – Она сонно поморгала. – Здесь нас никто не найдет? Здесь безопасно?
– Более-менее, – устало сказал он.
Он снял руку с ее талии, и она вдруг смущенно подумала, что должно быть слишком тесно прижималась к нему во сне. Видимо, в глубине души она все-таки доверяет ему, несмотря на его пистоль.
Он спрыгнул с лошади.
– Помни, что я говорил тебе, – прошептал он. – Когда будешь разговаривать с дворецким и горничной, ни слова о лечебнице. А также о моей работе и о том, что мы скрываемся.
– Если даже они и не желают нам зла, они могут случайно проболтаться кому-нибудь. И тогда нас найдут, – заученно повторила она и зевнула.
– Точно. Хозяева здесь неплохие. Они знают свое дело, им хорошо платят, и им незачем сплетничать о тех, кто им платит. Да и возможности такой у них не будет, они все время здесь, на виду. Но тем не менее нужно соблюдать осторожность.
Он протянул руки и взял ее за талию, чтобы помочь ей спешиться. И в тот же миг по телу ее пробежала горячая дрожь. Ощущение, осмыслить которого она не могла, но оно настигало ее всякий раз, когда он касался ее. Оно исходило от его рук, жаркими волнами распространяясь по всему ее телу.
Ее нога коснулись земли, и он, тут же отпустив ее, повел коня к высокой, черной...
Как же называется эта решетка? Не помнит. Ничего не помнит. Дурманящий туман обволакивал сознание, мысли стали расплывчатыми и мучительными. Она провела рукой по лбу, словно желая развеять этот туман. Макс связал... вожжи.
Да. Вожжи. Он говорил. Вдев их в кольцо, болтавшееся на черной, высокой штуковине, он привязал коня и направился к ней. Из кармана жилета он достал ключ.
– Конь пока подождет. Пойдем. Я покажу тебе.... – Он посмотрел ей в глаза. – С тобой все в порядке?
Она потерла виски, кивнула и уронила руки. Они повисли как плети.
– Да. Просто я очень устала.
Встревоженный, он легонько провел пальцем по ее щеке.
– Пойдем, я отведу тебя в твою комнату. Тебе нужно выспаться.
Он замер, потом вдруг отдернул руку и секунду смотрел на нее, словно испугавшись чего-то, после чего развернулся и направился к дому.
Она последовала за ним, бесконечно усталая, чтобы задуматься над тем, почему прикосновения этого незнакомца все меньше и меньше страшат ее. Раздумья не проливали света. Ничто не помогало выбраться из мглы, в которой уже две недели блуждала ее душа.
Он открыл внушительную резную дверь, и они вошли в дом. Она ждала, пока он запирал дверь. На столике у входа горела лампа; смешанный запах прогорклого масла, вощеного паркета и свежих цветов дохнул ей в лицо, она огляделась, но тусклый свет лампы не позволял разглядеть внутреннего убранства. Макс взял лампу и повел ее по коридору. Они прошли мимо кухни, огромной столовой и еще двух комнат, названий которых она не помнила, пока не оказались в огромном, залитом светом холле.
Ослепленная, она зажмурилась, остановилась, а потом осторожно разомкнула веки. Свет лился из-под самого потолка из огромной штуковины, сделанной из несметного количества маленьких, искрящихся хрустальных висюлек.
– Люстра! – победно воскликнула она, обернувшись к стоявшему сзади Максу.
Он с улыбкой смотрел на нее.
– Да. Я предупредил, что мы приедем поздно и попросил не тушить свет, чтобы мы не сломали себе шеи, поднимаясь наверх. – Он подвел ее к крученой лестнице. – С месье и мадам Перель ты познакомишься утром. Очень приятные старики. Думаю, они понравятся тебе.
С этими словами он решительно направился наверх. Она двинулась следом за ним, но, поднявшись на две ступеньки, Вдруг застыла. Взгляд ее был прикован к огромному полотну, висевшему прямо напротив главного входа.
– Макс... это же... мы! – выдохнула она.
Он, широко улыбаясь, сошел к ней.
– Вот уж не думал, что ты так быстро заметишь его. Я привез сюда кое-какие вещи из нашего дома, Мари. Мне подумалось, с ними ты будешь чувствовать себя уютнее. Мы с тобой не уставали любоваться этим полотном.
С радостным изумлением смотрела она на картину, висевшую на стене в резной золоченой раме, – словно открылось вдруг окно в прошлое, и прошлое ее не было ни темным, ни страшным, а напротив – счастливым и светлым. И оно было напоено любовью.
Лужайка, залитая солнцем. Она сидит в кресле, позади нее стоит Макс, его рука покоится на ее плече. Оба улыбаются, и оба одеты в прекрасные одежды. На ней легкое платье голубого шелка, расшитое золотыми блестками, а синий с белым костюм Макса украшают ленты и медали. Ее волосы, зачесанные кверху массой кудельков, скреплены гребнями, в которых поблескивают драгоценные камни. На коленях у нее свернулась маленькая, лохматая черно-белая собачонка. И все это на фоне огромного дома.
– Это... это наш дом? – с удивлением спросила она, глядя на распростершееся на заднем плане здание.
– Да. Замок Ла-Рошель. В Турени, – медленно проговорил он. – Помнишь его?
Она напряженно вглядывалась в раскинувшееся на заднем плане строение. Это ее дом? Неужели об этом роскошном строении тосковала и грезила она долгими, безрадостными днями и ночами, проведенными в заточении? Почему-то никогда в своих мечтах она не представляла, что может жить в столь великолепном доме.
Ее взгляд, медленно скользнув от колонны к колонне, от окна к окну, останавливался на каждой из скульптур, украшавших большую зеленую лужайку. Она напряженно прислушивалась к себе, стараясь оживить в душе хоть какое-то воспоминание, но потуги ее были тщетны. Она ничего не чувствовала.
