Жюльетта Бенцони - Волки Лозарга
– А вы долго еще пробудете в Париже?
– Надеюсь дожить здесь до перемен… Если только меня не арестуют.
– В таком случае будьте осторожны, – посоветовала Гортензия, протягивая ему руку. Он склонился к ней с изяществом и каким-то особенным пылом.
– Этот человек влюблен в вас, Гортензия, – объявила графиня Морозини, когда Дюшан в сопровождении Тимура скрылся за воротами.
– В таком случае это любовь с первого взгляда. Не понимаю, когда он успел…
– Я знаю, что говорю. Тем не менее он – ценное приобретение. Он из наших, или я больше не Орсини.
– Вы считаете, что он…
– Карбонарий? Вне всяких сомнений! Скажу даже больше, он наверняка приехал в Париж по вызову своей венты и с какой-то миссией. Впрочем, скоро мы все узнаем.
Не успела Фелисия договорить, как уже уселась за секретер, и по белому листу бумаги запрыгали ее неровные буквы.
Еще в монастыре принцессе удавалось писать с необыкновенной легкостью. Ее домашние задания отличались обилием красочных выражений, вызывавших одобрение знатоков и иногда смех невеж. Однако над ней побаивались насмехаться в открытую из-за ее крутого нрава и аристократического высокомерия. У нее было и вправду легкое перо, и Гортензия убедилась, что этот дар она не утратила: в считанные мгновения письмо было написано, высушено и запечатано. И тут же, повинуясь нетерпеливому звонку, явился Тимур.
– Эту записку отнесешь сам знаешь кому и куда! – наказала Фелисия и, когда слуга удалился, извинилась перед подругой за свое таинственное распоряжение.
– Я пока не имею права посвящать вас в некоторые тайны, – сказала она, – как раз в том письме я просила разрешения приоткрыть вам кое-что, принимая во внимание особую опасность положения, в котором вы оказались. Ведь сегодня первый четверг месяца…
– А-а! – протянула Гортензия, ничего не понимая, да и не слишком любопытствуя.
Фелисия рассмеялась.
– Вам это, наверное, ни о чем не говорит?
– Действительно, ни о чем.
– На самом деле все очень просто: одна вента, к которой я близка, собирается обычно в первую пятницу месяца.
Было уже совсем поздно, когда вернулся Тимур с запиской, содержание которой, по всей видимости, чрезвычайно обрадовало графиню Морозини, и она ослепительно улыбнулась, бросив письмо в камин.
– Завтра, если пожелаете, вам позволено сопровождать меня к нашим друзьям. Пойдете?
– Вам прекрасно известно, Фелисия, что я пойду за вами хоть в ад, если это поможет мне навести порядок в делах и отомстить за родных…
– Ну, завтра нам предстоит идти не дальше Пале-Рояля. Конечно, придется принять кое-какие меры предосторожности, поскольку, судя по всему, за вами следят…
– Кому охота за мной следить самому или нанимать соглядатаев? Никто и не знает, что я здесь живу.
– Никто, кроме нашего приятеля Сан-Северо. Вы можете описать экипаж, который чуть на вас не наехал?
– Насколько мне помнится, это был черный экипаж, запряженный парой лошадей. Больше я ничего не видела: полковник Дюшан прижал меня носом к двери. Но не станете же вы утверждать, что полиция…
– Полиция может вас арестовать под любым, пусть даже ничтожным, предлогом, но убивать она не станет. Вас только будут держать в тюрьме до тех пор, пока не сочтут, что вы уже не опасны. Нет, здесь скорее речь идет о…
Она вдруг задумалась на минуту, потом спросила:
– Интересно, кому вы особенно мешаете?
– Без сомнения, маркизу де Лозаргу, ведь он желал моей смерти…
– Не думаю, чтобы он стал вас убивать. Ему просто нужно было напугать вас, чтобы заставить покориться. Он любит вас…
– Вы называете это любовью? – возмущенно вскричала Гортензия.
– Во всяком случае, он вожделеет к вам, как ранее – к своей сестре. Вы для него теперь единственный шанс утолить былую страсть. Впрочем, нужно еще, чтобы он знал, что вы в Париже, и даже если он поддерживает прекрасные отношения с Сан-Северо, почта не научилась еще ходить так быстро. Мне кажется, есть еще кто-то, кому вы большая помеха… и, значит, вас нужно срочно устранить.
– Вы хотите сказать, это принц?
– Да-да, именно он, ведь вы не побоялись дать ему понять, что хотите получить обратно дом. Ему крайне невыгодно, чтобы вы появились в банке и начали там… у тех господ требовать вернуть вам то, что у вас… я бы сказала, украли. И прежде всего родительский дом.
– Вы считаете, что он может пойти на убийство?
– Даже подозреваю, что эта мысль появилась у него в первый же вечер. Помните, какой экипаж вас ожидал? Черный, без гербов и запряженный парой лошадей. Вспомните, я еще удивилась, не увидев на козлах его кучера Луиджи. Принц так и не дал нам тогда никакого толкового объяснения.
– Ну что вы, Фелисия, это же безумие! Что он мог сделать? Я требовала, чтобы меня отвезли к матери Бара, в монастырь на улицу Варенн.
– Вы бы так туда никогда и не доехали. Ну, подумайте сами! Никто, кроме Сан-Северо, не знал, что вы в Париже.
– А старик Може, бывший кучер моей матери, он ведь…
– Он привратник на шоссе д'Антен! Другими словами, никто. Если Сан-Северо хотел, чтобы вы исчезли, случай представился исключительный. В закрытой карете вас могли отвезти неизвестно куда. И скорее всего до Сены, лучше с камнем на шее. Возница был ростом с крупного медведя. А вы весите не так уж много…
Сраженная безжалостной логикой подруги, Гортензия рухнула на стул и зарыдала. Неужели в мире не существовало других людей, кроме этих алчных злодеев, не останавливающихся и перед убийством, лишь бы спокойно присвоить ее состояние? Она чувствовала безмерную усталость и горько пожалела, что послушалась Жана, уехала из Оверни. Не надо было ехать дальше Шод-Эга. Надо было настоять, чтобы ей подыскали тайное надежное убежище… например монастырь, куда не достали бы руки негодяя-маркиза. Получалось, что она явилась в Париж лишь для того, чтобы убедиться: она ничто, всего лишь пешка на шахматной доске. Вокруг нее – хищные звери с оскаленными зубами и острыми когтями, по сравнению с которыми волки из Оверни – просто ласковые щенки.
Фелисия опустилась возле нее на колени, мягко отвела руки, закрывавшие ей лицо, взглянула в покрасневшие глаза, на залитые слезами щеки.
– Гортензия, я не изменилась, – ласково сказала она. – У меня так и осталась привычка говорить без обиняков. Не сердитесь…
– Я не сержусь, Фелисия. Сама виновата, что сослепу угодила в западню… и вас заодно за собой тяну. Лучше бы мне… возвратиться в Овернь.
– К вашему милому свекру? Вы с ума сошли?
– Нет. Там по крайней мере Жан. Я уверена, он сможет меня где-нибудь спрятать…
– Вы говорите чепуху. Если бы он мог, то давно, не дожидаясь вашей просьбы, так бы и сделал. Возможно, сейчас между ним и маркизом идет настоящая война. В такой момент вы ему будете только помехой. К тому же, если помните, еще пять минут назад вы уверяли меня, что пойдете хоть в ад, лишь бы отомстить за родителей. Так где же ваши благие намерения теперь?
