Гелена Мнишек - Прокаженная
— Еще немного…
В этот миг Эдмунд повысил голос, и Вальдемар тоже расслышал его. Глянул на Люцию, потом на Стефу. Она шепнула:
— Вернемся…
Он кивнул и стал разворачивать лодку, но Пронтницкий удерживал руль:
— Пан майорат, мы возвращаемся?
— Возвращаемся!
— Уже?
— Уже!
Стефа усмехнулась, слыша, с какими интонациями звучат голоса обоих.
— Такой прекрасный вечер! — запротестовала Люция.
— Уже поздно, — сказала Стефа. — Мама будет о тебе беспокоиться.
— Да ничего подобного! Это вы, пани Стефа, не хотите больше кататься. Мы могли бы еще поплавать…
— Как скажет панна Стефания, так и должно быть, — сухо бросил Вальдемар.
Люция умолкла, зато Пронтницкий иронически заметил:
— Пани Стефании наверняка стало холодно. Какая жалость, что она не взяла шаль!
Вальдемар грозно уставился на него, но Стефа остановила магната умоляющим взглядом. Он сказал лишь:
— Оставьте ваши замечания про себя и беритесь за руль. Лодка крутится на месте.
Пронтницкий покраснел.
В совершеннейшем молчании они пристали к берегу, где их ждали пани Идалия с паном Ксаверием. Луна освещала парк, блестела на воде серебряной сеткой, подвижной и изменчивой. Благоухали розы, низко над землей горели в кустах огоньки светлячков. Теплый вечер располагал к мечтаниям.
Залитый светом особняк сиял окнами, на каменном полу террасы протянулась полоса света. Светлое платье Стефы покрыли блестящие пятнышки, на волосах играли золотистые нити. Вальдемар шел последним, смотрел на светлую фигуру девушки, упорно размышляя над мучившей его загадкой:
— Чем она меня привлекает? Огонь в чашечке белой лилии…
После ужина, когда все разошлись, Вальдемар прогуливался в парке, окруженный собаками, весело скакавшими вокруг него. Он прошелся по аллеям, побродил над озером и пошел к особняку, глядя на огонек в окне Стефы, задернутом занавеской.
«Что она делает? — думал он. — Молит Бога уберечь ее добродетель или размышляет о нашем разговоре? Да полноте, предчувствует ли она вообще грозящую ей опасность? Догадывается ли о моих желаниях?»
Шляхтич пожал плечами и отравился дальше. Скрипел гравий под его ногами, временами майорат посвистывал псам или гладил которого-нибудь из них. У павильона он задержался, увидев открытое окно, откуда струился свет и слышался негромкий разговор. Вальдемар посмотрел в окно. За маленьким столиком Пронтницкий играл в карты с управляющим Клечем. Пронтницкий, без сюртука, в расстегнутой рубашке, развалившись в кресле, что-то толковал с необычайным пылом. Сейчас он больше, чем когда-либо, напоминал бурша. Вальдемар пошел дальше, бурча под нос:
— Бестия, он мне на нервы действует. И эти карты — новое дело!
Обычно в присутствии майората Пронтницкий терял доброе расположение духа. Он чуял, что оба Михоровских недолюбливают его. Зато Клечу он пришелся по душе и подружился с ним.
Однажды, в конце июня, Пронтницкий с Клечем отправились на луга, где батраки косили траву. Сидя в бричке у кромки леса, оба пана беседовали, часто разражаясь смехом. Засунув руки в карманы, попыхивая папироской, Пронтницкий болтал, тщась поразить жадно слушавшего Клеча своей лихостью и бравадой. Он не минул и Стефы:
— Конечно, женщин на свете куча, да только уметь надо выбирать таких, чтобы у них, кроме мордашки, еще и денежки водились. Вот что главное! Стефа — создание аппетитное, не спорю, сейчас она чуточку завяла, но все равно в голову бьет, не хуже твоего клико. Ну и что с того? За ней папаша дает двадцать тысяч. И все! Да мне бы этого хватило в аккурат на две заграничные поездки, и точка!
— А будь у нее тысяч сто, уж вы бы ее не бросили? — фамильярно поинтересовался Клеч.
— Уж это точно! Хоть скажу вам по правде — чересчур она холодная, чересчур добродетельная. Я пару месяцев был ей почти что женихом, так не поверите — ни поцелуйчика сорвать не удалось, а я ведь настойчивый. Нет и нет! Ни капли темперамента.
— Вот тут уж нет, пан Пронтницкий, — запротестовал Клеч. — Я по-другому думаю. Панна Стефания — девушка с огоньком, достаточно на нее взглянуть. Может, вы ею толком и не занимались? С женщинами ведь, как с конями, — нужно уметь укротить.
Они расхохотались.
— А ведь она по мне с ума сходила! — продолжал практикант. — Что-что, а головы я кружить умею, специальность у меня такая. Вот попомните мое слово, не скоро она замуж выйдет, если вообще выйдет. И женится на ней разве что какой святоша или типчик, для которого двадцать тысяч — состояние. Хоть она и красивая, а увлечь мужчину не сможет. Я же вам говорю — до омерзения добродетельная. А для женщины это жуткий недостаток. Никто от нее ничего не добьется.
Клеч хитро ухмыльнулся:
— Не скажите! Вам не удалось, а нашему майорату наверняка повезет…
Пронтницкий так и вытаращился на него:
— Ну? Вы серьезно! Майорат на ней женится? Скажете тоже!
Клеч фыркнул:
— Женится? Придумали тоже! Майорат — на учительнице? Он, за которым княгини бегают… Жениться он не женится, а голову ей задурить сумеет. Хоть вы и утверждаете, будто она холодная, а перед ним не устоит.
Практикант задумался, потом сказал:
— Знаете что? Мне самому в голову что-то такое приходило. Очень уж он с ней внимателен…
— Внимателен?
— Ну да. Случается мне с ней пошутить — так он за нее вечно заступается, и очень даже недвусмысленно, невежливо…
Клеч буркнул себе под нос:
— Наверняка он тебя хорошо проучил.
— Что?
— Да ничего. Я говорю — он это умеет. Пронтницкий покрутил головой:
— Ну-ну! Если б та добродетельная, скромная Стефа стала любовницей майората, уж я бы посмеялся…
— Вас бы это потешило?
— Еще как! Я бы даже не жалел, что не мне повезло.
— Подлец! — буркнул управитель.
То же самое слово сорвалось с уст Вальдемара. Он ехал верхом по песчаной тропке среди развесистых кустов лещины и молодых сосенок, когда услышал громкий смех. Разглядел сквозь ветки бричку и голову коня, щипавшего траву. Внезапно он разобрал имя Стефы, произнесенное Пронтницким со смехом и каким-то циничным эпитетом. Вальдемар остановил коня. Стояла тишина, голоса косарей не долетали сюда с отдаленных лугов, и каждое слово практиканта отчетливо доносилось до ушей магната. Он сжал зубы, вертя стек так, словно хотел сломать его о спину Пронтницкого. Когда Эдмунд завел речь о своих неудавшихся попытках добиться расположения Стефы, Вальдемар тронул коня, но, расслышав свое имя, остановился.
Лицо его стало зловещим, он нахмурился, глаза похолодели. Последние слова Эдмунда задели его. Он тронул было шпорами конские бока, чтобы выехать из леса и указать Пронтницкому с Клечем их место, но внезапно опомнился. Внутренний голос шепнул ему: «А ведь этот подонок прав; Ты уже жаждешь добиться девушки, верно?»
