Алина Знаменская - Рябиновый мед. Августина. Часть 3, 4. Человек на коне. Страшные сны
Представители Совета один за другим покинули церковь. Возле храма собирался народ – священнослужители других приходов, верующие.
До поздней ночи шла работа в храме, а к утру отец Сергий служил молебен над оставшимися святынями прихода. Как и предполагал Юрьев, получился настоящий крестный ход. Верующие шли впереди с иконами, хоругви несли Иван с Артемом. С Обноры дул холодный ветер, поднимая ворохи листьев с набережной и бросая под ноги процессии. Прихожане Нижнего посада и останковские плакали, оглядываясь на темнеющую у реки осиротевшую церковь. Назавтра с нее сбросят кресты и купола, несколько веков так нарядно украшавшие богоспасаемый город.
Весна в Бухаре ранняя. Уже в феврале в горах расцветает миндаль, в марте в садах здесь буйно цветут бело-розовым абрикосы и персики. В апреле желтовато-белым облаком парит над дуванами алыча, инжир раскрывает оранжево-алые крупные цветы, которые, опадая и устилая собой мостовую, напоминают куски рыжей краски. В это время года город становится неправдоподобно сказочным. Его глиняное однообразие исчезает как по волшебству. Второй год Вознесенские кочевали по Средней Азии, и та не уставала открывать свои новые секреты. С самого начала все поражало: и узкие вертлявые улочки с арыками по бокам, глухие глиняные заборы-дуваны, кое-где оплетенные колючими плетьми ежевики – попробуй сунься! Верблюды, базар, чайхана – все это привлекало внимание, манило и отталкивало одновременно. Интересное, но – чужое.
Еще когда они ехали сюда в эшелоне – бесконечно долго и утомительно, – Средняя Азия начала приоткрывать свое загадочное лицо. Бесконечная пустыня с верблюдами, редкие древние каменные захоронения, сотни верст, не отмеченные присутствием человека.
«Куда несет меня жизнь?» – думала тогда Ася, наблюдая, как проплывают за окном колючие раскидистые деревья с черными гнездами аистов в ветвях, как ишак, навьюченный поклажей, неуклюже семенит под тяжелым громоздким седоком, как высокие, устремленные вверх пирамидальные тополя пытаются проткнуть небо. А жизнь несла ее в горные кишлаки, в странные кочевые юрты, где было не спрятаться от жары и всепроникающего песка, где вода – мутная, грязная – была на вес золота, а опасность бандитской пули или же местной коварной болезни была одинаково реальна и близка. И вот после воинских палаток, разбиваемых возле небольших горных кишлаков, после зимы в кочевых юртах они наконец в большом городе, Бухаре.
Ах, Бухара! О тебе приходилось лишь читать в сказках про Ходжу Насреддина да слышать на уроках незабвенной Зои Александровны:
Бухара нам вновь прислала ветерок благоуханный,
Сладко пахнущий жасмином, лепестками розы рдяной…
Поселили Вознесенских у Зульфии – молодой одинокой женщины, сдающей часть большого дома постояльцам. Кроме Вознесенских, у Зульфии квартировалась узбекская семья, и во дворе всегда было шумно от гомона детей.
Дом, длинный и приземистый, выстроенный буквой «П», охватывал собой двор с тандыром – печью для лепешек, арыком и раскидистой необъятной чинарой, под которой была устроена площадка для чаепития, обсаженная розами. Зульфия – моложавая, бойкая, живая – сразу расположила Вознесенских к себе. Она неплохо изъяснялась по-русски и, показывая свое жилище, объясняла:
– Курпач.
– Курпач? Одеяло – это курпач?
– Да, курпач. Много курпач – богатый бай. Мало курпач – бедный, дехканин.
– Вот как.
– Мой муж был богатый. Много ковры, много посуда, курпач много. Большой калым отцу за меня платил. Бежал в горы, за кордон. Старшую жену забрал с собой и сына старшего, а я осталась.
– А у тебя дети есть, Зульфия?
– Сын есть, на заработки уехал в Самарканд.
– Сколько же ему лет?
– Семнадцать.
– А тебе тогда сколько?
– Тридцать два.
И Ася, и Алексей вместе покачали головами. Чудно!
– Рано тебя замуж отдали?
– Зачем – рано? Как всех. Саид большой калым за меня дал отцу. Двадцать верблюдов. Хан-атлас, парчу, десять курпач и пять ковров.
– Калым заплатил, а сам оставил тебя с сыном.
– Мы спрятались с Ниязом, не хотели уходить. Родители старые совсем, жалко.
– Ничего, ты молодая, нового мужа себе найдешь, – улыбнулся Вознесенский.
– Сын не разрешает нового мужа.
– Сын? Да разве может он матери указывать?
– Нет мужа, сын главный. Как скажет, так и будет.
– Чем же ты живешь, Зульфия? – спросил Алексей. И Ася сразу поняла, что он имел в виду. Дом, если определять по количеству курпачей и ковров, казался не бедным. На полках красиво расставлены медные кумганы, чаши, блюда. Сама Зульфия одета гораздо лучше своих соседок-узбечек. Платья у них у всех одного покроя, но ткань выдает. У Зульфии платья из дорогого хан-атласа, парчовые чувяки, расшитые бисером, тогда как на Айгуль, новой соседке Аси, простые кожаные.
Зульфия начала объяснять род своей деятельности, и Вознесенские долго не могли взять в толк, чем же она занимается. Пока Алексей не воскликнул:
– Кажется, понял! Зульфия – сваха!
– Правда? – поразилась Ася.
– Да, да! – радостно закивала Зульфия. – Сватия, сватия…
Не успели Вознесенские обустроиться, их позвали во двор – пить чай. Под раскидистой чинарой стоял дастархан – низкая площадка с перильцами. Вознесенских усадили на атласные подушки. Айгуль принесла большой медный чайник. Ее муж, Усман, налил немного чая в свою пиалу, затем вылил назад, в чайник. Налил пару глотков в пиалу и подал гостю.
– Налей побольше. Мы водохлебы.
– Мало налить – больше уважения гостю, – пояснила Зульфия.
В медных низких вазочках лежали сухофрукты – темный и светлый изюм, оранжевый урюк и что-то еще. Белые ломти лукума, сахар – у Маруси и Юлика глаза разбежались. Но Ася детей держала в строгости. Взгляда было достаточно, чтобы оба сидели чинно, не разговаривая и не протягивая рук к сладостям, пока гостеприимная Зульфия сама не подвинула к ним лакомства. Стайка босоногих детей Айгуль и Усмана в тюбетейках толкалась на длинной открытой террасе, хихикая и не смея приблизиться. Юлик исподлобья посматривал на них, а Маруся застенчиво улыбалась.
После чая Усман принес казан с пловом. Ловко перевернул его над блюдом, и ровный золотисто-коричневый холм предстал перед гостями. Плов был украшен кусочками мяса и морковью. Но кроме этого вкраплялось что-то еще. Это что-то было квадратным и коричневым по цвету. Зульфия пояснила, что это такой горох.
– Усман, Айгуль, позовите детей, – предложила Ася.
Усман что-то ответил по-своему, Зульфия перевела:
– Дети поедят после, вы сегодня наши гости.
Айгуль, Усман и Зульфия ловко подчерпывали рис пальцами и отправляли в рот. Вознесенские попытались сделать так же, но в конце концов Ася послала Марусю за ложками. Так получалось гораздо ловчее.
